Девушка из Хиросимы
Шрифт:
Сумико перебила его:
— Больше не будут бросать.
Будут непременно, — он решительно кивнул головой. — В небе над Хиросимой началась цепная реакция, которая теперь никогда не кончится и будет вызывать все новые и новые взрывы. Пикадоны теперь будут повторяться так же, как повторяются землетрясения и тайфуны. Будущее человечества — это огромное радиоактивное облако. И в этом облаке исчезнет наша проклятая планета.
Он вздохнул и, вытащив из кармана огрызок сигары, сунул ее в рот. Сумико открыла калитку и поклонилась ему. Он положил
— Простите, я опять наговорил всякой всячины… С другими людьми не поговоришь обо всем этом. Они же не испытали… а мы понимаем друг друга. Судьба у нас одинаковая, мы обречены и должны примириться с этим…
Я не хочу умирать, — тихо произнесла Сумико.
Таками покачал головой.
— Жить только для того, чтобы лечиться, — это все равно, что надувать дырявый мяч. На нас стоит печать пикадона…
Не дослушав его, Сумико поклонилась и вошла во двор. К Таками подбежала девочка и, протянув ему тростниковую палочку, жалобно захныкала. Он пошел с ней.
3
— О чем Сумитян разговаривала с ним? — строго спросила Яэко, закрывая за собой калитку. — Размахивал руками, как будто речь говорил.
Он говорит, что все люди виноваты, потому что выдумали пикадон. И теперь уже ничего нельзя сделать… пикадоны будут повторяться, как землетрясения, и весь мир все равно погибнет. И на всех нас печать пикадона, и мы должны умереть. А лечиться бесполезно, — это все равно, что надувать дырявый мяч…
Яэко зажала уши руками и плюнула:
— Вот поэтому я говорила Сумитян, что не надо слушать его. Сам свихнулся и хочет, чтобы другие тоже… Только сумасшедший может обвинять всех людей ва пикадон. Виноваты аме, они сделали пикадон и сбросили его. И насчет того, что теперь будут все новые и новые пикадоны и их нельзя избежать, — тоже чепуха. Сейчас во всем мире люди борются за то, чтобы больше не было Хиросим. И этого можно добиться. И мир не погибнет. И Сумитян будет лечиться и выздоровеет. Больше не смей болтать с этим полоумным. — Яэко покосилась на подругу. — Этот дырявый мяч, наверно, нравится Сумитян, поэтому слушаешь его…
Сумико покраснела.
— Вовсе не поэтому… Жалко его.
В следующий раз начнет уговаривать Сумитян умереть вместе с ним. Вот увидишь.
Яэко стянула утиральник с головы и стала обмахиваться им. Потом присела на корточки у порога.
— Я думала, Яэтян сразу же придет и расскажет, — сказала Сумико. — Ждала в тот вечер… Записку передала учителю?
Дела были… — тихо ответила Яэко. — Я несколько раз ходила в город, была в Демократическом союзе молодежи.
С Кантяном ходила?
Он уехал куда–то… Я ходила с двумя девушками из Восточного поселка. В Союзе молодежи часто устраиваются собрания, показывают диапозитивы, потом читают разные лекции. Очень интересные.
Наверно, трудно понять эти лекции?
Совсем нет. — Яэко мотнула головой. — Лекции читают студенты. И читают так, чтобы всем было понятно и интересно. Туда ведь приходят такие, как мы. Например, девушки
А отец знает, что ты ходишь туда?
Я ничего не говорю отцу…
Яэко замолчала и стала чертить что–то на земле.
Потом спросила:
— К Сумитян приходили за кровью?
Сумико рассказала о посещении дамы в красной шляпке.
— Надо сходить к доктору Аримицу, — сказала Яэко. — А к этой женщине не надо ходить.
А если доктор скажет, что у меня кровь неиспорченная, я могу продать ее?
В лечебнице Аримицу, наверно, тоже покупают, но дают очень мало. Недавно один знакомый Кантяна продал кровь, и ему дали по триста иен за один го… за чашку крови.
А сколько дадут эти, которые приезжали к нам?
Они объявили, что будут платить только тем, кто сдаст пинту крови, по–нашему, три го. Будут платить по–разному, смотря какая кровь. За самую хорошую будут давать за каждый го четыреста иен.
Четыреста? — Сумико широко раскрыла глаза. — А вдруг у меня неиспорченная кровь? Заработаю много…
Сумитян надо не продавать кровь, а, наоборот, покупать.
Яэко подошла к плетню, посмотрела по сторонам и, подсев вплотную к Сумико, прошептала:
— В тот раз, когда мы шли домой, мы видели на мостике Кантяна и других… Сумитян никому не говорила об этом?
Не говорила. А что?
Скоро выборы в парламент, и полиция сейчас вовсю охотится на красных. По домам ходят переодетые полицейские и собирают сведения… Держи язык за зубами. Поняла?
А Такеда Юкио, которого арестовали в день киданья гороха, тоже красный?
Всех, кто борется против войны, считают красными.
И против пикадона?
Яэко кивнула головой.
— И против пикадона и против иностранных военных баз.
Яэко оглянулась в сторсну плеиня:
— Пойдем к учителю Акаги. Я говорила уже о Сумитян.
Дядя не пустит, — Сумико показала на сандалии и лапти, висевшие на гвоздике. — Не разрешает мне брать без спросу. Боится, что я буду ходить на собрания…
Яэко покосилась на сандалии и лапти.
— Сумитян тоже боится пойти на собрание?
Босиком… как–то неудобно, — пробормотала Сумико.
Сделаем так… Сумитян скажет дяде, что идет к врачу вместе со мной. Со мной пустит?
Подумав немного, Сумико стала вытаскивать из вязанки стебли камыша и осоки.
— Сплету для дяди дождевую накидку, тогда пустит. Мать Инэтян научила меня. Нижняя часть получается, а вот тут трудно, на плечах топорщится.
А ты выбирай стебли подлиннее и потоньше, чтобы свешивались. И лучше всего стебли пушицы. Тогда не будут торчать вбок. Попробуй сделать. Я зайду за Сумитян, и вместе попросим дядю, чтобы отпустил. А на обратном пути из города Сумитян придет прямо ко мне, и мы пойдем к учителю.
А если доктор скажет, что у меня хорошая кровь, я продам, — сказала Сумико. — Один го четыреста иен… Куплю что–нибудь… куплю сандалии и спрячу их.