Девушка конец света (Рассказы)
Шрифт:
— И кто же на вас так посмотрел? — спросила Канг.
На некоторое время старик застыл в оцепенении на соседнем стуле, не выпуская ее руку из своей.
— Это был студент.
— Студент или хорошенькая студентка?
Он не ответил, и Канг слегка толкнула его локтем в грудь:
— Я угадала?! И вы влюбились в эту студентку, бросили семью и приехали сюда. И что с ней стало? Она умерла?
— Чтобы забыть тот взгляд, я начал читать. Ходил в библиотеку и сидел там весь день. Сначала я даже думал собрать материал и написать книгу о настоящей истории нашей страны, показать истинные ценности, рассказать о людях, которые проливали кровь и пот, чтобы отстоять независимость страны. Мне казалось, что все сложилось неправильно и нынешняя молодежь, не зная, как нашей стране удалось выстоять и достичь такого развития, окружила себя какими-то ложными идеалами и ценностями. Но у меня ничего толком не получилось.
— Несмотря
— Так получилось. С чего вдруг… С чего вдруг я стал последним человеком, которого видели эти глаза? Я до сих пор мучаюсь от этого. И ведь я увидел ее тогда впервые в жизни.
Старик вздохнул. Он собирался, находясь в бегах, написать книгу, оправдывающую его действия, и сдаться полиции, но через год заточения в библиотеке его попытки так и не увенчались успехом. Впереди у него было много времени, и он решил, что если захочет, то сможет перечитать все книги, которыми заставлены полки вокруг. В книгах рассказывалось про разных людей и их судьбы. И каждый раз, когда в их жизни случались какие-нибудь неурядицы, внутри них начинали бурлить самые разные чувства, и именно внутренняя энергия и душевные порывы в итоге выносили героев на новый, совершенно неожиданный поворот жизни. Но поддерживали себя эти люди очень простыми идеями: «У меня есть мечта» или «У нас есть право на счастливую жизнь» и так далее. Такую простую правду он почерпнул из книг по истории, науке, философии, которые в случайном порядке читал все эти годы. А до этого он попросту не задумывался над такими вещами. И каждый раз он непременно вспоминал глаза той студентки. В них он тоже видел мечты и право на счастливую жизнь. Он был прав. И это он знал не из книг.
Постепенно он стал понимать, что с тех пор, как он перешел работать в антикоммунистический отдел, он пошел по ложному пути. За год его жизнь превратилось в постоянное страдание, которое он пытался заглушить чтением. Он читал книги одну за другой, все больше и больше книг. Но чем больше он читал, тем сильнее начинал страдать. Ни в одной из этих книг мертвые не воскресали, а старики не становились снова молодыми. Как ни странно, жизнь всем давалась только один раз и прожитое мгновенье не повторялось, — так говорилось во всех книгах в библиотеке. Когда он осознавал, что не сможет забыть ее взгляд до самой смерти, на него волнами накатывало отчаянье. Словно хватаясь за соломинку, он вновь набрасывался на книги. Он был уверен, что в библиотеке, где так много книг, найдется хоть одна, которая оправдает и такую жизнь, как его.
Он снова начал пить. К тому времени он уже знал место каждой книги в этой библиотеке. Старик выходил из читального зала в конце дня и, когда дверь за ним закрывалась, он шел в какой-нибудь бар и сидел там один, лишь бы не возвращаться в комнату, в которой как будто поселилось привидение. А когда он хмелел, он спускался к морю и долго-долго смотрел на черные волны, накатывающие на берег. Он думал о том, что все десять лет каждый день читал книги только для того, чтобы потонуть в этих водах. Все десять лет он ждал, пока концентрация соленой воды в его теле превысит содержание крови. Он представлял, как вся жидкость соберется в легочных капиллярах, потом, не выдержав давления, хлынет в легкие и выйдет через нос и рот наружу. Он любил представлять себе этот момент. Он будет покачиваться на волнах лицом вниз, свободно раскинув руки и ноги. Потому что всех утопленников в основном находят именно в такой позе. Кровь приливает к голове, телу, рукам, предплечьям, ногам, икрам и уже не может вернуться к сердцу.
Прошедшие десять лет он верил, что сможет потопить свое отчаянье в морских волнах, и надеялся только, что у него хватит сил вытерпеть и не глотнуть воздуха, оставаясь в воде до самого конца. Так, чтобы вокруг глаз и рта появились петехии, вызванные кислородным голоданием. И чтобы эти кровоизлияния были видны всем, когда его тело вынесет однажды утром на пляж. Более того, он хотел, чтобы его рот и легкие заполнило много, как можно больше воды. Чтобы люди по всему миру узнали, как много планктона оказалось в его крови и легких. Чтобы люди увидели на нем такие же следы смерти, которые были обнаружены на теле той студентки, утопленной в ванне более десяти лет назад. И когда все это случится, пожалуйста, простите меня! Все меня простите! Пожалуйста!
Старик говорил шепотом, глядя на ночное море, а по его щекам текли слезы. Канг взяла его за руку. Она пыталась утешить его, говорила, что если он столько раз искренне раскаивался, то, конечно же, та несчастная студентка не могла не простить его. Канг обняла старика. Ее рубашка намокла от его слез. Старик дрожал от страха, а она гладила его по голове и шептала: «Не мучайте себя! Та студентка любила вас до самой смерти. Она думала, что была бы счастлива
Вот так все и было. Поэтому, когда она услышала новость о том, что его труп обнаружили на пляже, и тело, и душа ее заныли. И если бы она все это рассказала, разве коллеги не смогли бы ее понять, пусть даже их всех заботит только этот дурацкий отпуск? Но едва только Чхве ответила на звонок, Канг услышала противный голос, в котором звенели стальные нотки:
— Уважаемая, мы перевели выходное пособие на банковский счет, поэтому не надо больше сюда звонить и доставать нас.
Послышался смех и даже аплодисменты — где-то эти слова Чхве здорово повеселили людей. Едва сдерживая слезы, Канг прервала разговор и швырнула телефон в стену. Пока аппарат разлетался на маленькие кусочки, Канг приняла решение: она уйдет в отпуск в ту же минуту, как закончится летний читальный лагерь. И вовсе не из-за того, что она злилась на Чхве, окончательно испортившую ей настроение. Просто ей нужен отдых.
КЕМ БЫ ТЫ НИ БЫЛ, НЕ ВАЖНО, КАКИМ ОДИНОКИМ
Неизвестно, каким образом его занесло в Изыми, но серия фотографий черных журавлей, которую он сделал там, выделялась на фоне остальных работ. Точнее будет сказать, что эти фотографии не выделялись, а были исключением в его творчестве, поскольку до и после этого он фотографировал только людей — друзей, знакомых или членов семьи. Но казалось, что не только предмет съемки выделял эту серию, было в фотографиях и что-то еще, особенное. Фотографируя людей, он не слишком много внимания обращал на то, как падает свет, не продумывал детально, в какой части будет фокусироваться кадр. От его фотографий создавалось ощущение, будто он снимал их экспромтом, без длительной подготовки, на полароид, делающий мгновенные фотокарточки: большая часть кадра обычно была размыта, словно фотографировали в спешке, хотя, конечно, кое-что оставалось в резкости. Сделанные в Изыми фотографии журавлей не были исключением. Я открыла для себя творчество этого фотографа задолго до того, как вместе с известием о его смерти мне поступило предложение от одного издательства написать его биографию. Однако я никогда не была знакома с ним лично. Забавно, но только много позже я узнала, что у меня все-таки был шанс встретиться с фотографом, когда я училась в университете. В любом случае я с удовольствием согласилась начать работу над книгой о нем.
Через некоторое время после того, как я приступила к изучению материала, однажды вечером мой муж вернулся домой пьяным и спросил меня, зачем я вообще взялась за эту книгу. Не помню, что я сказала ему тогда, но точно ничего интригующего, как, например: «В его фотографиях что-то есть». Скорее ответила что-то типа: «Если скажешь, чтоб я оставила это занятие, то брошу прямо сейчас». Потому что тогда моя жизнь казалась мне толстой скучной книгой, которую «что прочитаешь, что не прочитаешь — без разницы». Но муж, вместо того чтобы попросить меня не заниматься больше этой работой, спросил, люблю ли я его. Сейчас мне страшно вспоминать тот вечер. Я никак не могла понять, что же творится в голове мужа и почему он задает мне эти вопросы. В ту ночь он спросил у меня всего две вещи: почему именно я пишу книгу об этом человеке и люблю ли я его, своего мужа. Его вопросы не получили настоящих ответов, но дали мне понять, что мужчины такие существа, которые решают убедиться, что ты их любишь, в самый неподходящий момент.
В любом случае я даже не догадывалась, что фотографии, развешенные над моим столом, были для мужа как бельмо на глазу. Я не помню точно, когда повесила их в своей комнате, знаю только, что именно закат в день смерти моей матери заставил меня вырезать их из сборника работ фотографа. Мама умирала мучительно. Словами не передать, как она страдала. До последней минуты ее сопровождала боль, лишь изредка облегчаемая лекарствами. И вера, которая поддерживала ее всю жизнь, теперь тоже нуждалась в поддерживающих препаратах. Из-за мамы я узнала, что между жизнью и смертью человек страдает. И каждый страдает по-своему, переживая личные мучения. До самой последней минуты я держала руку матери, уже не приходившей в себя, и постоянно повторяла, что люблю ее, но я так и не смогла понять, как сильно она страдает. Похоже, смерть понять легче, чем чужую боль. Я не ощутила горького чувства потери, когда мама ушла из жизни. Боль, которую я не могла разделить с ней, отдалила нас с мамой, как пропасть, так что даже смерть не могла сравниться с ней. Пока тело матери перевозили в холодный больничный морг, я смотрела на закат. Нет, не я смотрела на закат, скорее мне просто было видно закат.