Девушка, которая взрывала воздушные замки (Luftslottet som sprangdes)
Шрифт:
– Я приехала следом за тобой не потому, что влюблена в тебя, – сказала Лисбет.
Мириам кивнула.
– У нас получался чертовски хороший секс, но я в тебя не влюблена, – подчеркнула она.
– Лисбет… я думаю…
– Я хотела сказать, что надеюсь… черт.
– Что?
– У меня не так много друзей…
Мириам By кивнула:
– Я еще немного задержусь в Париже. Моя учеба дома пошла прахом, и я записалась в здешний университет. Придется остаться тут минимум на год.
Лисбет кивнула.
– Дальше не знаю. Но я вернусь в Стокгольм. Я продолжаю
– Квартира твоя. Делай с ней, что хочешь.
– Лисбет, ты совершенно особый человек. Я бы очень хотела остаться твоим другом.
Они проговорили два часа. У Лисбет не было причин скрывать от Мириам By свое прошлое: дело Залаченко теперь стало известно всем, кто читал шведские газеты, а Мириам By следила за ним с огромным интересом. Она подробно рассказала о том, что произошло в Нюкварне в ту ночь, когда Паоло Роберто спас ей жизнь.
Потом они поехали домой к Мириам, жившей в общежитии, неподалеку от университета.
Эпилог Опись имущества
Пятница, 2 декабря – воскресенье, 18 декабря
Когда около девяти часов вечера Анника Джаннини пришла на встречу с Лисбет Саландер в бар театра «Сёдер», та пила крепкое пиво и уже приканчивала второй бокал.
– Извини, что опоздала, – сказала Анника и покосилась на наручные часы. – Пришлось разбираться с другим клиентом.
– Вот как, – отозвалась Лисбет.
– Что ты празднуешь?
– Ничего. Мне просто хочется напиться.
Усаживаясь на стул, Анника посмотрела на нее скептическим взглядом.
– И как часто у тебя возникает такое желание?
– Когда меня выпустили, я первое время напивалась до бесчувствия, но не думай, предрасположенности к алкоголизму у меня нет. Мне просто пришло в голову, что я впервые в жизни являюсь дееспособной и имею законное право напиться дома, в Швеции.
Анника заказала кампари.
– О’кей, – сказала она. – Ты предпочитаешь пить одна или в компании?
– Лучше одна. Но если ты не будешь слишком много болтать, можешь со мной посидеть. Я полагаю, у тебя нет желания отправиться ко мне домой и заняться сексом.
– Прости? – переспросила Анника.
– Да, так я и думала. Ты ведь безумно гетеросексуальный человек.
Анника Джаннини вдруг развеселилась.
– Мне еще никто из клиентов секса не предлагал.
– Ты заинтересовалась?
– Сорри. Ни в малейшей степени. Но спасибо за приглашение.
– Чего же ты хочешь, адвокат?
– Две вещи. Либо я сейчас прямо здесь отказываюсь от работы в качестве твоего адвоката, либо ты начинаешь подходить к телефону, когда я тебе звоню. Мы ведь уже это обсуждали, когда тебя освободили.
Лисбет Саландер посмотрела на Аннику Джаннини.
– Я пытаюсь тебя поймать уже целую неделю. Я звонила, писала и слала мейлы.
– Я уезжала.
– До тебя было не добраться большую часть осени. Так не пойдет. Я согласилась быть твоим юридическим представителем во всем, что касается твоих взаимоотношений с государством. Это означает, что необходимо заниматься формальностями
– Я понимаю. Я две недели провела за границей, а вчера вернулась домой и позвонила тебе, как только услышала, что ты меня разыскиваешь.
– Так не годится. Пока все вопросы о компенсации и тому подобном не утрясутся, ты обязана информировать меня о том, где находишься, и звонить мне минимум раз в неделю.
– Мне плевать на компенсацию. Я хочу, чтобы государство оставило меня в покое.
– Но государство не оставит тебя в покое, как бы тебе того ни хотелось. Твое освобождение в суде влечет за собой длинную цепь последствий. И речь идет не только о тебе. Петера Телеборьяна будут судить за то, что он с тобой вытворял. Это означает, что тебе придется выступать свидетелем. Служебные проступки прокурора Экстрёма стали предметом расследования, и, кроме того, если окажется, что он по заданию «Секции» сознательно пренебрегал служебным долгом, его могут привлечь к судебной ответственности.
Лисбет подняла брови. На секунду у нее сделался почти заинтересованный вид.
– Думаю, до суда дело не дойдет. Экстрём купился на блеф и к «Секции» на самом деле никакого отношения не имеет. Но на прошлой неделе прокурор начал предварительное следствие в отношении Комитета по надзору за органами опеки и попечительства. Там имеется ряд заявлений от омбудсмена юстиции и одно обращение на имя канцлера юстиции.
– Я ни на кого не заявляла.
– Да. Но совершенно очевидно, что были совершены грубые должностные преступления, и требуется все расследовать. Ты не единственная, за кого комитет в ответе.
Лисбет пожала плечами:
– Меня это не касается. Но я обещаю поддерживать с тобой контакт лучше, чем прежде. Две последние недели были исключением. Я работала.
Анника Джаннини посмотрела на свою клиентку с подозрением.
– Чем ты занималась?
– Консалтингом.
– О’кей, – в конце концов сказала Анника. – Второе дело: готова опись имущества.
– Какого еще имущества?
– Оставшегося после твоего отца. Государственный адвокат обратился ко мне, поскольку никто, похоже, не знал, как связаться с тобой. Вы с сестрой единственные наследницы.
Лисбет Саландер с каменным лицом посмотрела на Аннику Джаннини. Потом поймала взгляд официантки и показала пальцем на свой бокал.
– Мне не надо никакого папашиного наследства. Делай с ним, что хочешь.
– Неверно. Это ты можешь делать с ним все, что захочешь, а моя задача – проследить за тем, чтобы у тебя имелась такая возможность.
– Я не хочу ни гроша после этой свиньи.
– О’кей. Подари деньги Гринпис или еще кому-нибудь.
– Мне плевать на китов.
– Лисбет, если ты хочешь быть дееспособной, тебе пора начинать вести себя соответствующим образом, – тоном наставницы ответила Анника. – Мне плевать на то, что ты сделаешь со своими деньгами. Подпиши, что ты их получила, и можешь продолжать спокойно пить.