Девушка, которая застряла в паутине
Шрифт:
Габриэлла Гране пила капучино на кухне у себя дома, на Виллагатан, и чувствовала себя все-таки довольно собранной. Но, вероятно, она просто пребывала в шоке.
Хелена Крафт вызвала ее для разговора к себе в кабинет к восьми утра. Габриэлла догадывалась, что ее не просто выгонят. Будут еще правовые последствия, и тем самым она практически лишится возможности найти другую работу. Ее карьера закончится в возрасте тридцати трех лет.
Однако это было далеко не самое худшее. Габриэлла знала, что пренебрегла буквой закона и сознательно пошла на
Она встала и посмотрела на часы: четверть восьмого. Габриэлла хотела выйти пораньше, чтобы успеть до встречи с Хеленой немного почистить ящики своего письменного стола. Она решила держаться достойно, не извиняться и не умолять, чтобы ее оставили. Она собиралась быть сильной или, по крайней мере, такой казаться. У нее зазвонил «Блэкфон». Сил отвечать не было. Габриэлла надела сапоги, пальто от «Прада» и экстравагантный красный шарф. Ей подумалось, что погибать тоже надо красиво, поэтому она встала перед висевшим в прихожей зеркалом и принялась подправлять макияж. С юмором висельника Габриэлла сделала пальцами V-образный жест, как Никсон перед своим уходом. Тут «Блэкфон» снова зазвонил, и на этот раз она нехотя ответила. Это оказалась Алона Касалес из АНБ.
– Я уже слышала, – сказала она.
Естественно, слышала.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Алона.
– А как ты думаешь?
– Ты ощущаешь себя самым худшим человеком на свете.
– Приблизительно так.
– Которого больше никогда опять не возьмут на работу.
– В точку, Алона.
– Тогда могу тебе сообщить, что тебе нечего стыдиться. Ты действовала совершенно правильно.
– Ты надо мной издеваешься?
– Не самое подходящее время для шуток, душенька. У вас имелась «подсадная утка».
Габриэлла вдохнула поглубже.
– Кто это?
– Мортен Нильсен.
Габриэлла оцепенела.
– У вас есть доказательства?
– О, да! Через несколько минут я тебе все перешлю.
– Зачем Мортену понадобилось предавать нас?
– Подозреваю, что он не рассматривал это как предательство.
– А как же он это рассматривал?
– Возможно, как сотрудничество с Большим Братом, как долг по отношению к ведущей нации свободных стран, откуда мне знать…
– Значит, он снабжал вас информацией?
– Он скорее следил за тем, чтобы мы могли снабжать себя сами. Поставлял нам сведения о ваших серверах и шифрах, и в нормальной ситуации это было бы не хуже всего остального дерьма, которым мы занимаемся. Мы ведь прослушиваем всё – от сплетен соседей до телефонных разговоров премьер-министра.
– А сейчас утечка пошла дальше?
– Сейчас просочилось – будто мы какая-то воронка. Я знаю, Габриэлла, что ты действовала не совсем по уставу, но с моральной точки зрения ты поступила правильно, я в этом уверена, и обязательно прослежу за тем, чтобы довести это до сведения твоих начальников. Ты понимала, что в вашей организации
– И тем не менее получилось плохо…
– Иногда получается плохо, как тщательно ты все ни просчитываешь.
– Спасибо за добрые слова, Алона. Но я все равно никогда не прощу себе, если с Августом Бальдером что-нибудь случится.
– Габриэлла, с мальчиком все в порядке. Он сейчас едет на машине в засекреченном направлении, с юной фрёкен Саландер, на случай если кому-нибудь вздумается продолжить за ними погоню.
Габриэлла, казалось, не поняла.
– Что ты имеешь в виду?
– Что он невредим, душенька, и благодаря ему убийца его отца пойман и опознан.
– То есть ты хочешь сказать, что Август Бальдер жив?
– Именно это я и хочу сказать.
– Откуда ты знаешь?
– У меня есть источник… можно сказать, очень удачно стратегически расположенный.
– Алона…
– Да?
– Если то, что ты говоришь, правда, то ты вернула мне жизнь.
Закончив разговор, Габриэлла Гране позвонила Хелене Крафт и настояла на том, чтобы на их встрече присутствовал Мортен Нильсен. Начальница хоть и неохотно, но согласилась.
В половине восьмого утра Эд Нидхэм и Микаэль Блумквист спускались по лестнице от дома Габриэллы Гране к стоявшей на парковке у пляжа машине «Ауди». Все вокруг было покрыто снегом, оба мужчины молчали.
В половине шестого Микаэль получил от Лисбет сообщение – такое же краткое, как и всегда:
Август невредим. Мы ненадолго спрячемся.
Лисбет опять ничего не написала о собственном состоянии. Но известие о мальчике все равно принесло колоссальное успокоение.
После этого Микаэля долго допрашивали Соня Мудиг и Йеркер Хольмберг, и он подробно рассказал о том, как действовали в последние дни он сам и журнал. К нему отнеслись без излишней благосклонности. Тем не менее у него сложилось впечатление, что они его в какой-то степени поняли.
Теперь, часом позже, Блумквист шел вдоль лодочной пристани и склона. Чуть поодаль скрылась в лесу косуля. Журналист уселся на водительское место и ждал, пока подойдет на несколько метров отставший Эд. У американца явно болела спина.
На выезде к местечку Брюнн они неожиданно попали в пробку. В течение нескольких минут вообще не двигались, и Микаэль подумал про Андрея. Собственно, он и не переставал о нем думать. Андрей по-прежнему не подавал никаких признаков жизни.
– Включи какую-нибудь крикливую радиостанцию, – попросил Эд.
Микаэль настроил частоту 107.1 и сразу же услышал Джеймса Брауна, который вопил о том, как он неутомим в сексе.
– Дай мне свои телефоны, – продолжил Эд.
Получив телефоны, он положил их сзади, возле самых усилителей. Очевидно, Нидхэм собирался рассказать что-то деликатное, и Микаэль, конечно, ничего не имел против. Ему предстояло писать репортаж, и он нуждался во всех фактах, какие только мог добыть. Однако он лучше большинства других знал о том, что, занимаясь журналистскими расследованиями, человек всегда рискует стать орудием для защиты интересов одной из сторон.