Девушка моего друга (сборник)
Шрифт:
Они выходят из конторки и идут к проходным. Второй инженерный корпус и кислородная станция пока что за пределами завода, в поле. Когда они будут закончены,
заводской забор перенесут.
Юрий идет рядом с Таей по дороге и глядит на тени.
Тени идут впереди. Одна тень — длинная, с разлохмаченной шевелюрой. Д ругая— тоненькая, изящная, чуть покороче первой.
Наверно, если бы Тая шла на каблуках, тени были бы равные. Но Тая еще ни разу не ходила рядом с Юрием на каблуках. Она ходила с ним рядом только здесь, на стройке. А здесь Тая всегда
—-Вы уезжаете завтра? — спрашивает Юрий.
— Да, — отвечает Тая. — Завтра.
— А куда вы поедете на преддипломную практику?
— Пока неизвестно.
Юрий, собственно, и сам знает все это: и то, что она уезжает завтра, и то, что в конце третьего курса неизвестно, где будет проходить практика на пятом. Но он почему-то задает эти нелепые вопросы и никак не может заговорить о главном — о том, ради чего он попросил
Таю пойти с ним.
— Вы, наверно, больше не приедете в наш город? — спрашивает он.
— Не знаю. Как получится.
— А вам понравилось здесь?
— Ничего... — Тая пожимает плечами. — Город как город. — Она улыбается. — У нас лучше.
— Мне будет очень недоставать вас, Тая, — наконец выдавливает из себя Юрий.
Тая делает несколько шагов молча. Потом тихо говорит:
— У вас ведь и так немало подчиненных, Юрий Николаевич.
— Я говорю не о работе, Тая...
Они подходят к проходной. Тая идет молча и глядит в землю. Они проходят мимо охранниц и оказываются на широкой асфальтовой дорожке перед заводом. Теперь им надо идти налево — мимо первого инженерного корпуса, мимо строительного управления, в котором работает
Юрий, мимо гаража и строящихся жилых домов.
Там, за этими домами, — второй инженерный корпус.
Тая все еще идет молча и глядит себе под ноги.
Юрий тоже молчит.
Рядом, по пыльной дороге проходит машина и окутывает их густым желтым облаком. Тая прищуривает глаза и идет так до тех пор, пока пыль не рассеивается.
Юрий невольно вспоминает, что вот так же, с прищуренными глазами, шла Нора впервые по пыльной улице, на которой он снял частную квартиру.
Они приехали тогда с Севера и почти никого не знали в этом городке, куда Юрий получил назначение. И Нора все пилила его за то, что он снял квартиру на окраине и отсюда не выберешься ни в театр, ни на концерт, а она и так была лишена этого в тундре.
У них тогда было много денег, и они могли оплатить любую квартиру, и это не давало Норе покоя. Ей казалось, за деньги можно сделать все, и Юрий никак не мог ей втолковать, что в этом городе семейным вообще сдают квартиры очень неохотно. А тем более, если у квартирантов грудной ребенок. «Потом не выселишь
вас, — прямо говорят хозяева. — Вот если бы военного... Или студентов...» Хорошо хоть на окраине-то сдали...
Нора вообще долго мерила все на северные мерки. Долго капризничала так же, как там, на строительстве научного городка, где она была одной из немногих женщин и где женщинам, именно потому, что их было немного, прощалось очень многое.
Нора до сих пор хранит где-то эти стихи. Вместе с несколькими письмами одного доктора наук... Он был вдвое старше ее, этот доктор, и при каждом удобном случае говорил о том, что под Киевом у него есть дача.
Эту дачу Нора вспоминает и сейчас, когда ссорится с Юрием. Иногда даже упрекает Юрия тем, что вышла замуж за него, а не за того доктора с дачей. «По крайней мере, он молился бы на меня!»—несколько раз говорила она.
Она была такой же и там, на Севере. Но там Юрий на многое закрывал глаза, многое считал только милыми капризами. Он думал, что она — воск, из которого со временем можно вылепить все, что угодно. А она, кажется, считала воском его, Юрия...
И сейчас еще Нора по-прежнему красива, и на вечерах возле нее всегда кто-нибудь вертится. Почему-то она любит рассказывать знакомым, как Юрий победил на Севере всех своих соперников. А Юрий все чаще думает о том, как дорого он заплатил за эту победу...
...Вот уже и инженерный корпус позади. Они .подходят с Таей к строительному управлению, и Тая все еще молчит.
— Что же вы молчите, Тая? — спрашивает Юрий.
— Думаю. — О чем? — О ваших словах.
— Вы сердитесь на меня?
— Нет! — Тая натянуто улыбается.
— Девушка не может на это сердиться. Я просто стараюсь вас понять.
— Это не так уж трудно.
— Но и не так уж легко. Вы не тот человек, которого можно понять сразу. Я привыкла за эти месяцы уважать вас.
— А я поколебал ваше уважение?
— Пока нет, И мне не хочется, чтобы вы его поколебали.
— Вы ищите мне оправданий?
— В какой-то мере...
— Юрий Николаевич! — громко раздается слева.
Юрий поворачивает голову. Из ворот строительного управления выходит Василий Черемных, бригадир каменщиков, сооружающих второй инженерный корпус.
— Вы к нам, Юрий Николаевич? — спрашивает Черемных.
— К вам.
Черемных подходит, здоровается.
— Ну, идемте, — приветливо говорит он.
Они идут дальше уже втроем, и Юрий говорит с бригадиром о том, что не хватает силикатного кирпича, а месячный фонд на него уже выбран, и, если сегодня на совещании не удастся добиться дополнительного фонда, придется до конца месяца снимать рабочих со второго
инженерного корпуса и переводить их на кислородную, где кладка ведется только красным кирпичом.
Тая идет рядом, глядит себе под ноги и задает редкие, короткие вопросы, если ей что-то неясно в разговоре Юрия и Черемных.
Они обходят первый этаж инженерного корпуса втроем, и Юрий придирчиво осматривает помещения и отмечает про себя, что здесь уже можно начинать штукатурные и сантехнические работы. Пока их будут вести на первом этаже, каменщики закроют второй. Итак, надо