Девушка с белым лицом

Колычев Владимир

– Ну да, ты из другой песни… И Джима ты не знаешь…

С глухим стуком раскинулись створки лифта, я помог Антону войти в кабину, фактически втолкнув его туда.

– Приедешь – позвони, – сказал я вместо прощания.

– Там телефонов нет, – едва слышно буркнул себе под нос Антон.

Створки закрылись, лифт уехал, и я повернул назад. Как

он доберется домой? Где это «там» нет телефонов? Почему на дорогах вода? Не было желания искать ответы на эти вопросы, и без того мне хватало похоронных настроений. Одна Рита чего стоила.

Она лежала на кровати с книжкой в руках и преспокойно читала, поправляя на носу несуществующие очки. Лицо обычное, не белое, губы слегка подкрашены розовой помадой, футболка та самая, белая, но к ней прилагался и спортивный костюм.

– Это что за цирк был? – строго спросил я.

– Какой цирк? – Она удивленно посмотрела на меня поверх воображаемых очков.

Не было ничего, мне померещилось, пить надо меньше – это сквозило в ее глазах.

– Лежишь, читаешь?

– Лежу, читаю, – кивнула она.

– А я дурак.

Рита цокнула языком, насмешливо глядя на меня. Мы живем в свободной стране, и я имею право поставить себе любой диагноз, а она, так уж и быть, согласится с ним.

– Но я не дурак.

Я подошел к ней и провел пальцами по футболке. Мокро у нее там на груди.

– Ты что делаешь? – возмущенно спросила она.

– Белила смывала?

– Какие еще белила?

Я стремительно повернулся к двери, меня шатнуло, но торшер с бамбуковым плафоном помог устоять на ногах и продолжить путь. В стойке светильника, правда, что-то треснуло, но я не придал этому значения.

Раковина в ванной была мокрой, вокруг нее высыхали разводы после тряпки, которая лежала за тумбой, воткнутая в зазор со стеной. Этой же тряпкой Рита протерла наспех и пол, после того как умылась.

Я вернулся в детскую. Рита на меня даже не взглянула. Лежит, читает, с умильной улыбкой пощипывая себя за мочку уха.

– Ты

умывалась! – сказал я.

От книги она оторвалась не сразу, ее взгляд, казалось, отлипал от строчки буковка за буковкой, как щупальце кальмара – присоска за присоской.

– И что? Тебе жалко воды?

– Мне жалко себя! – Я постучал себя по голове, но к звуку не прислушался.

А зря, возможно, там, под скальпом пустота: Рита ела мой мозг большой столовой ложкой.

– Кто ты такая? Как тебя зовут?

– Ты можешь звать меня Ритой.

– Какого ты года рождения?

– А какого тебе нужно?

– Все! Иди! – Я решительно показал пальцем на дверь.

– Куда? – Рита не столько спрашивала, сколько взывала к моему благоразумию.

Как бы мне потом жалеть не пришлось, внушала она.

– К своему чертовому дедушке!

– Дедушка уже умер.

– Вот к нему на кладбище и иди!

Рита резко поднялась, опустила ноги на пол и замерла. Уронила голову на грудь, тихонько всхлипнула, из глаз потекли слезы. Обычные слезы живого человека, наверняка теплые, как молоко матери. Рита, возможно, даже не знала вкуса этого молока, не кормила ее мать, не прижимала к своей груди, не пела колыбельных песен, а я, стоеросовый пень, посмел обидеть несчастную сиротку.

– Извини.

Я подсел к ней, обнял за плечи, она прильнула, положила голову на плечо. Я замер в страхе пошевелиться, спугнуть момент, душа развернулась, как теплый плед, под которым Рита могла укрыться от холода и бездушия шумящего за окном мира. Я ее укрою, закрою от бед.

– Фу! – втянув носом воздух, фыркнула она. И отстранилась, скидывая с плеча мою руку. – Что вы там пили?

– Да все как обычно.

– К тебе даже спичку не поднесешь, – улыбнулась она.

– Я буду дышать в себя.

– Ты же не рыба.

– А рыба дышит в себя?

– Рыба дышит водой.

– Водой, – кивнул я, вспоминая бред Антона.

Конец ознакомительного фрагмента.