Девушка с часами вместо сердца
Шрифт:
Были ранние сумерки, в сухом воздухе кружили снежные хлопья. Он оставил куртку в вагоне; руку, в которой не было сигареты, грел в кармане джинсов. Озирался в поисках знакомых: на следующий день начинался семестр, и Джордж полагал, что все поезда северо-восточного направления будут забиты студентами, его сокурсниками. Но парень никого не узнал. Сделав последнюю глубокую затяжку, затоптал окурок.
В поезде открыл книгу – «Вашингтон-сквер» Генри Джеймса, – но не сумел сосредоточиться. Вновь и вновь, на разные лады проигрывал встречу с Одри в скором времени. Она между делом сказала, что, может быть, позвонит на каникулах,
Спеша добраться до общежития, он шиканул: взял такси из вереницы тех, что стояли на холостом ходу и плевали в морозный воздух клубами дыма. Такси провезло его полторы мили по пустынным улицам до Асилум-Хилла, где возвышался Мазер-колледж – внушительная глыба кирпича и шифера, частный университет с двухсотлетней историей и почти тысячей студентов.
Во всех общежитиях были кодовые замки, и Джордж, приблизившись к двойным дверям Северного корпуса, обнаружил, что комбинация, которую он помнил весь прошлый семестр, напрочь вылетела из головы. Он огляделся в поисках подмоги, но никого не увидел. На пробу прижал указательный палец к металлической панели – и код восстановился в памяти. Условный рефлекс. Четыре, три, один, два.
Его соседом по комнате был детина шести с половиной футов ростом, Кевин Фицджеральд из Чикаго. Отец – моложавый великан из городской администрации. Лицу Кевина, жирному и с подбородком размером с полбуханки хлеба, предстояло со временем побагроветь на манер отцовского точно так же, как живот был обречен превратиться в пузо с футбольный мяч. В свои восемнадцать Кевин больше интересовался не политикой, а спортом, пивом и «Поздним шоу с Дэвидом Леттерманом» [11] . Они с Джорджем жили так, как могли поладить два первокурсника, которых ничто не связывало.
11
Ночное ток-шоу на телеканале CBS, ведущий – известный тележурналист Дэвид Леттерман.
Он распахнул дверь и шагнул в свою комнату – безликую коробку с крашеными бетонными стенами и линолеумом. Справа и слева стояло по одинокой кровати, а окно заполняло проем между двумя панелями из прессованной древесины. Кевина не было, но он явно успел вернуться – постель завалили свежевыстиранной одеждой; там же виднелся баскетбольный мяч, все еще в коробке, и сигарный ящик.
Поставив чемодан в изножье кровати, Джордж расстегнул куртку и взялся за телефон – звонить в комнату Одри. После четырех гудков включился автоответчик: голос Одри, сообщение не изменилось с прошлого семестра. Он дал отбой, улегся на постель и закурил. В коридоре послышались шаги, затем голоса; один он узнал – Грант, живший по соседству. Он решил, что первокурсники с этажа – их было семеро – собирались в одном из двух четырехместных номеров на южной стороне.
В обычной ситуации он бы туда и пошел – плюхнуться на дешевый диван, которых в комнате отдыха было три, курнуть кальян и поделиться рождественскими подвигами. Но ему отчаянно хотелось сперва добраться до Одри и договориться о встрече вечером.
– Фосс, ты на месте? – завопили за дверью и ударили кулаком.
– Нет! – крикнул он и снова
– Чеши на четверку!
Ответа так и не последовало.
Джордж сбросил куртку, захватил сигареты и пошел к четверке на резкий запах спиртного. Дверь была открыта, там собрались все четверо жильцов плюс Томми Тисдейл, еще один первокурсник, который жил двумя этажами выше.
– Фосс!
– Фо-о-осси!
– Глянь, чего Чо надыбал на Рождество! – Грант помахал мешочком с ярко-зеленой травой.
Чо забулькал, делая длинную затяжку через мундштук «Холмса», своего двухфутового пурпурного кальяна. В стереоколонках бесновались «Зе дед».
Курнув и прикончив банку тепловатого пива, Джордж вернулся к себе и позвонил снова.
– Алло, – ответил ему знакомый резкий голос Эмили, соседки Одри.
– Салют, Эмили. Это Джордж. Как погуляла?
– Привет, Джордж. Было… ты откуда звонишь?
– Из Северного корпуса. А что? Ты какая-то не такая.
– Ты что, не слышал? Не знаешь про Одри?
Джордж похолодел и мгновенно представил Одри с новым дружком; Одри, совокупляющуюся со всем старшим курсом.
– Нет. А в чем дело? Она рядом?
Эмили протяжно и шумно вздохнула.
– Пожалуй, не следует с тобой об этом говорить.
– О чем? Эм, ты меня с ума сведешь!
– Очевидно… я только что узнала… она мертва, Джордж. Так я слышала.
Не надев куртку, Джордж рванул в общежитие Одри, корпус «Барнард-холл», и застал невозможную картину. Здание современного типа предназначалось исключительно для первокурсниц; просторная общая комната располагалась на первом этаже так, чтобы все спальни оказались на втором и выше.
Его окружили женские голоса, наполнявшие короткий, залепленный объявлениями коридор, который вел в просторное помещение: высокий потолок, флуоресцентные лампы и не меньше двадцати первокурсниц. Многие плакали.
Лица, что обратились к Джорджу, напоминали качающиеся белые шары, неотличимые друг от друга. Он всмотрелся, еще будучи не в силах отказаться от поиска Одри и пытаясь выделить ее черты – волосы цвета сырого сена, темные брови, длинную шею и стройные плечи. Один шар поплыл к нему. Это была Эмили, снобка и выскочка Эмили, – она беззвучно шевелила губами и простирала руки, как бы желая обняться.
Девушка схватила его за локоть, и он ощутил себя пришпиленной бабочкой, в капкане между ее жутким присутствием и незримой стеной позади, не позволявшей удрать тем же путем, каким пришел.
– Побудь с нами, – сказала она.
Именно тогда он понял, что все по-настоящему и Одри не вернется.
На следующий день в пять минут десятого раздался звонок.
– Это Джордж Фосс?