Девушка в поезде
Шрифт:
Вообще-то меня это не смущает, поскольку там нет ничего такого. (Спам от компаний, занимающихся трудоустройством, и письмо от Дженни с занятий пилатесом, в котором она предлагает составить ей компанию в кулинарном клубе, члены которого по очереди кормят друг друга ужином по четвергам. Да я скорее умру.) Меня это не смущает, потому что это придает ему уверенности во мне, в том, что у меня нет никаких таких мыслей. И это хорошо для меня – хорошо для нас, – даже если это неправда. И я не могу на него сердиться, потому что основания постоянно быть настороже у него имеются. Я уже давала ему повод ревновать,
Суббота, 13 октября 2012 года
Утро
Вчера ночью я проспала пять часов, чего со мной не случалось уже очень давно. Самое удивительное, что я пришла домой настолько на взводе, что ни секунды не сомневалась: буду долгие часы слоняться по дому, не в силах найти себе место и успокоиться. Я говорила себе, что это больше не повторится, особенно после того раза, но когда я его увидела и захотела, я подумала: а почему нет? Я не понимаю, почему должна себя ограничивать, ведь многие люди себе это позволяют. Мужчины, например. Не хочу никого обидеть, но разве не стоит быть честной хотя бы с самой собой? А я хочу быть такой, какая есть на самом деле и какой меня никто не знает – ни Скотт, ни Камаль, вообще никто.
После занятий пилатесом вчера вечером я спросила у Тары, не хочет ли она сходить со мной в кино на будущей неделе, а потом попросила прикрыть меня.
– Если он позвонит, можешь ему сказать, что я с тобой, просто отошла в туалет и сразу ему перезвоню? Потом ты звонишь мне, я ему перезваниваю, и все довольны.
Она улыбнулась, пожала плечами и согласилась:
– Хорошо.
Она даже не поинтересовалась, куда я иду и с кем. Она действительно хочет быть моей подругой.
Я встретила его в гостинице «Лебедь» в Корли, где он снял для нас номер. Мы должны быть осторожны, мы не можем попасться. Для него это было бы крушением всех надежд. И для меня стало бы настоящей катастрофой. Я даже не хочу думать, как поведет себя Скотт.
Он хотел потом поговорить со мной о событиях, случившихся в моей юности в Норвиче. Я вскользь уже упоминала о них, но вчера он хотел знать подробности. Я много чего ему наговорила, но только не правду. Я лгала, выдумывала, рассказывала всякие мерзости, которые он хотел услышать. Было забавно. Мне не стыдно врать. К тому же он вряд ли поверил всему. И я не сомневаюсь, что он тоже врет.
Он лежал на кровати и смотрел, как я одеваюсь. А потом сказал:
– Это больше не должно повториться, Меган. Ты сама это знаешь. Мы должны это прекратить.
И он был прав. Я знаю, что мы должны прекратить. Мы не должны продолжать, но наверняка будем. И сегодня не последний раз. Он не сможет мне отказать. Я думала об этом по дороге домой, и мне это нравится больше всего – чувствовать свою власть над другим человеком. Это самое пьянящее чувство.
Вечер
Я открываю на кухне бутылку вина, сзади подходит Скотт, кладет мне руки на плечи и спрашивает:
– Как прошел сеанс с психотерапевтом?
Я отвечаю, что все
– Хорошо вчера повеселились с Тарой?
Я сижу к нему спиной и не знаю, спрашивает он просто так или что-то подозревает. По голосу это понять невозможно.
– Она замечательная, – отвечаю я. – Вы наверняка понравитесь друг другу. Вообще-то на следующей неделе мы собираемся в кино. Может, я потом привезу ее к нам поужинать?
– А меня в кино вы не хотите пригласить? – спрашивает он.
– Всегда пожалуйста, – отвечаю я, поворачиваюсь к нему и целую в губы, – но она хочет посмотреть фильм с Сандрой Баллок, так что…
– Ни слова больше! Привози ее тогда после сеанса, – говорит он и, взяв меня за талию, слегка прижимает к себе.
Я наливаю вина, и мы выходим на улицу. Мы сидим перед лужайкой, касаясь травы пальцами ног.
– Она замужем? – спрашивает он.
– Тара? Нет. Одна.
– И бойфренда нет?
– Похоже, что нет.
– Неужели, подружка? – изумляется он, подняв брови, и я смеюсь в ответ. – Сколько же ей тогда лет?
– Думаю, около сорока.
– Понятно. И одна. Печально.
– На тебя всегда клюют одинокие, верно? Для них ты просто неотразим.
– Думаешь? Тогда, наверное, и детей у нее тоже нет? – спрашивает он, помолчав.
Может, мне это только кажется, но каждый раз, когда речь заходит о детях, я слышу в его голосе напряжение. Я чувствую, что мы можем поругаться, и не хочу этого, поэтому поднимаюсь и прошу его захватить бокалы, ведь мы идем в спальню.
Он идет за мной, и я, поднимаясь по лестнице, начинаю сбрасывать с себя одежду, а когда мы оказываемся в спальне и он опрокидывает меня на кровать, я даже не думаю о нем, но это не важно, потому что он об этом не знает. Я достаточно опытна, чтобы заставить его поверить, что думаю только о нем.
Понедельник, 15 июля 2013 года
Утро
Когда я утром выходила из дома, Кэти окликнула меня и чуть приобняла. Я надеялась, она скажет, что решила все-таки меня не выгонять, но Кэти лишь сунула мне в руку напечатанное на принтере официальное уведомление о выселении с указанием даты. Взгляд она при этом отводила. Мне стало ее жалко, честно, но не так, как саму себя. Кэти виновато улыбнулась и сказала:
– Мне ужасно неудобно так с тобой поступать, Рейчел. Поверь, пожалуйста.
Нам обеим было крайне неловко. Мы стояли в коридоре, в котором, несмотря на все мои усилия с хлоркой, по-прежнему сохранялся неприятный запах. К глазам подступили слезы, но мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя еще хуже, чем сейчас, поэтому я просто ободряюще улыбнулась ей и сказала:
– Никаких проблем, не переживай, – как будто она просто попросила меня сделать для нее какую-то мелочь.
В поезде я даю слезам волю, и мне плевать, что на меня смотрят. Откуда им знать, что со мной? Может, у меня собачка попала под машину. Или мне только что поставили смертельный диагноз. Или я бесплодна, разведена и скоро стану бездомной алкоголичкой.