Девушка в полосатом шарфе
Шрифт:
– Да-да, я помню. Мам, при ее чрезвычайной отзывчивости и доброте ей нужно было идти в монахини! А она видишь – замуж собралась. Нехорошо. Ты ей так и передай.
– Что ты такое говоришь? Кира!
– Пока, мам!
Она швырнула трубку на аппарат и долго сидела, глядя в одну точку. Жаль, что ей не нравится Америка. Она бы тут осталась, лишь бы жить подальше от своих добрых родственников!
Потом она, как всегда, заставила себя забыть, задавить обиду на маму, тем более, что плотный рабочий
Через три дня позвонил Матвей. Он был виновато-ласков. Кира как раз заканчивала подсчитывать стоимость рекламных щитов на окружной дороге с подсветкой и – без, и в это время раздался звонок.
– Ну что у вас там, милая?
– Нормально. Сейчас… Сто двадцать восемь тысяч шестьсот пятьдесят…
– Ага. Вижу, что процесс идет.
– Полным ходом. Слушай, Мотя. Хорошо, что ты позвонил. У меня к тебе два каверзных вопроса.
– Я отвечу тебе по очереди: нет, пока не разлюбил. И на второй: да, очень скучаю. Ты даже мне снишься по ночам…
– А теперь, внимание – вопросы.
– Ну?
– Это ты, гад, сказал, что нас с Яном надо селить в одну квартиру?
– Ну… Я бы не стал рассуждать столь категорично.
– Значит, я правильно догадалась.
– Нет.
– То есть почему – нет?
– Я не согласен с твоим определением «гад». А в целом ты правильно догадалась.
– Слушай, но – зачем?! Мы из-за этого не разговариваем.
– Ты уверена, что из-за этого? А может, еще из-за чего?
Кира смешалась. Нет, Ян не мог ему рассказывать о том случае. Для того чтобы вести подобные беседы, надо быть либо лучшими друзьями, либо последними сплетниками. Нет, такого не может быть! Они едва знакомы, иначе зачем Матвей так перед ним расшаркивался: «лучший пиарщик города!».
– Все равно – гад!
– Просто так дешевле. Не дуйся. Он, конечно, строптивый малый, но очень хороший. У нас, кстати… То есть… он не говорил тебе, что у него в Нью-Йорке родственники есть? – Матвей почему-то смешался. – Впрочем, это не важно.
– Родственники?! Прекрасно! Вот пусть с ними и живет!
– Но он не может.
– Слушай, что-то я не пойму. Вы что – лучшие друзья? Мне показалось, будто вы едва знакомы, а ты уже так хорошо осведомлен о его семье.
– Ну… Немного мы когда-то… Но с тех пор прошло много лет… Это не важно.
– Эй! Мотька! Ну-ка выкладывай! Ты специально все подстроил?
В голосе Матвея появилось неподдельное возмущение:
– Ничего я не подстраивал! Клянусь тебе! Само так вышло. Мы с ним вместе в детский садик ходили. Кораблики во дворе запускали. А потом наши пути надолго разошлись. Он работал в СМИ, потом занялся рекламой и пиаром. Ну я его вспомнил и пригласил к себе. Вот и все.
– Что-то не то, Мотька.
–
– Нет, что-то ты не договариваешь. Нюхом чую.
– Да ладно, перестань. Лучше давай плавно перейдем ко второму вопросу.
– Да. Насколько, по-твоему, затянется мое пребывание здесь?
– До марта.
– Матвей! У меня свадьба пятого февраля.
– Не понял!!! Ты выходишь замуж?!!
– Нет, моя сестра. Родители мне голову отвернут, если меня не будет.
– Уф, слава богу!.. Слушай, ты не торопись домой. Ты можешь сколотить состояние на этой командировке.
– Ой, уж!
– Ну… небольшое, конечно. Но состояние. Кроме того: ты можешь получить аттестацию и по возвращении в Прагу искать себе место не меньше чем коммерческого директора!
– Правда?
– Правда. Хочешь, подам тебя в списках на аттестацию?
– Угу. А как же родственники?
– Да забей ты на своих родственников! Я вот о тебе забочусь лучше всяких родственников. Даже сватаю.
– За это тебе отдельное спасибо. Но придется встать в очередь.
– В какую?
– Меня уже просватала одна старушка за своего внука. Так что ты – следующий.
– Вечно ты находишь приключений на свою полосатую…
– Попрошу без оскорблений.
– А ты все еще в чулочках?
– Нет! Я их скинула от возбуждения, пока разговаривала с тобой. Пока, Мотька.
– Ну так тебя в списки-то ставить?
– Так я ж сказала: ставить.
– Ну и все. Тогда вернешься не раньше апреля.
– Как апреля?
– Но теоретически ты имеешь право летать домой на каждые выходные. Просто это дорого. Так что не вижу ничего страшного в твоей ситуации.
– Хорошо. Обнадежил.
– Ну тогда пока. Страстно целую в полосатые коленки.
– Сразу в обе?
– Да!!!
Кира улыбнулась, вспомнив этот разговор. С тех пор прошло три дня, все сметы на наружную рекламу были подбиты, цифры остались позади, и сегодня наконец появилась долгожданная свобода. Она отхлебнула сока и снова посмотрела на целующихся студентов в другом конце кафе. Им, наверное, лет по восемнадцать, а может, и меньше.
Когда-то она тоже могла прилюдно позволить себе столь бурное проявление чувств. А теперь – нет. В последние годы Кира крутила романы с мужчинами более солидного возраста. Стефан, например, был на пять лет старше ее, а последний молодой человек, подцепленный на работе, «молодым» мог считаться условно: ему стукнуло тридцать пять.
А может, она больше не вызывает в мужчинах никаких романтических чувств? Ведь по сути дела, бегать по улице, держась за руки, есть мороженое на ходу и целоваться на последнем ряду кинотеатра можно и в тридцать, и в сорок, да и в пятьдесят лет. Было бы желание…