Девушка в шляпе и собака на трёх лапах

Лабрус Елена

Я проснулась от запаха свежей выпечки и шума. Такого непривычного шума оживлённого городка. Раздвинула шторы, чтобы выглянуть на улицу и обнаружила на подоконнике букетик цветов и кружку кофе.

Трудно сказать, что пахло сильнее: герань, сорванная в горшке у входа или ещё горячий кофе. Я высунулась из окна наполовину, чтобы посмотреть, как доставили мне этот завтрак, и увидела его.

Антонио сидел на черепичном карнизе правее окна и в руках у него была

такая же толстостенная кружка. Он не смотрел в мою сторону, но я точно знала, что он знает, что я проснулась.

— Привет! — нагретый солнцем старый черепичный карниз потрескивал под ногами, но мне было не страшно.

— Прости, если разбудил, — протянул он руку. И я улыбнулась над его произношением и вцепилась в его ладонь, едва не скатившись с крыши на натянутый полосатый тент.

— Вау, вау, — единственное, что я поняла из его итальянской скороговорки, но я готова была ещё раз рискнуть шеей и облиться кофе, лишь бы его рука продолжала меня держать.

Раньше я думала, что любовь — это долгая дорога друг к другу. Годы привыкания, раскрытия, познания, и ещё не факт, что получится полюбить. Оказалось, можно просто один раз посмотреть в бездонно-синие глаза и заблудиться. Навсегда.

— Я боялся, что ты уедешь, — вместе со мной рассматривал он мои босые ноги в пижаме.

— Я боюсь другого. Того, что должна буду уехать, — намерено сказала я по-английски, чтобы он услышал, но ничего не понял.

Где-то там в Пизе ждала меня заказанная гостиница и прокатная контора насчитывала штрафы за вовремя не возвращённый автомобиль. А я сидела рядом с Антонио на крыше, и у меня было столько поводов остаться именно здесь, и ни одного, чтобы ехать дальше.

Раскрошенные временем кирпичи старого города, изумрудные холмы, заросшие плющом стены замка, музей Бокаччо, дыхание древности, которым веяло от каждого камня. Маленькие кафешки и уютные ресторанчики, потрясающе вкусная еда и изумительные вина. А если учесть, что к этому ещё прилагался привлекательный итальянец с влюблёнными глазами, то не нужно гадать где всю неделю для меня находился рай на земле.

Мы поднимались по адским серпантинам в Вольтеру. Ели вкуснейшее мороженое в Сан-Джимилиано. Изнывали от жары в каменном мешке главной площади Сиены. И он мог бы найти тысячи предлогов, чтобы меня поцеловать, но нашёл только один — провожая меня на вокзале, за несколько минут до отхода моего поезда на Рим.

Какой же я была дурой, что не сделала этого раньше. Ведь всю неделю Антонио был так близко. Но моё строгое воспитание и нелепые предрассудки, и чёрт знает, что ещё — всё останавливало меня.

И вот мой поезд отправлялся, а я не могла оторваться от его губ.

Антонио

оказался сильнее. Подсаживая меня в вагон, он что-то сказал на прощание, но я запомнила только звучание его фразы: «Мария, ти тровэро. Ти амо» …»

— Я найду тебя. Я люблю тебя, — перевела Генка и закрыла дневник.

Амон покосился на неё одним глазом, а потом поднял голову и завилял хвостом.

— Вот ты где, — села с ней рядом запыхавшаяся Милана. — Я тебя обыскалась. Уже подумала, что ты ушла домой.

— Не хотела вам мешать.

— Да ты бы и не помешала, мы считай только о тебе и говорили. Адольф хочет уйти из больницы. Пошёл искать врача, чтобы его выписали. Просил подождать.

— А если его не отпустят? — удивилась Генка такой неожиданной бойкости парня.

— Сказал, сбежит, — восхищённо улыбнулась Милана.

И он сбежал.

Отец Адольфа забрал всю их большую компанию, не побрезговав даже Амоном. Розовый пёсий язык развевался по ветру всё дорогу до дома. Сидя рядом с Генкой на переднем сиденье и высунув голову в окно, Амон бесстрашно принимал на себя поток встречного воздуха и выглядел до неприличия счастливым.

Изголодавшийся раненый Пепси стрескал целую кастрюлю котлет, пока Милана рассказывала ему всё, что она нарыла в сети про Девушку в шляпе. А Генка, посматривая в окно на особняк Долговых, решала загадку этого дома. Ей нужно было придумать, как избавиться на время от экономки.

Александра Львовна домывала кухню, когда Генка вернулась. И придумывать ничего и не пришлось — на столе лежал список продуктов, женщина собиралась в магазин. Генка бессовестно вписала в него два килограмма свежей говядины для Амона, а от предложенных денег экономка отказалась.

— Нужно заплатить за ритуальный зал, потом я заеду в кафе, уточню, всё ли у них готово, — и женщина ещё что-то долго поясняла, расписывая каждый пункт своего плана передвижений по городу, словно девушке это важно знать, но Генка сделала вывод, что домоправительницы не будет ещё часа три, если не больше, а именно это от неё и требовалось.

— А Доминик? — уточнила девушка.

— Ушёл почти сразу. Спросил у меня код от сейфа, фыркнул презрительно и исчез, словно его здесь никогда и не было, — скривила женщина губы.

Она попросила Генку заказать такси, а сама пошла переодеваться.

Генка решительно простукала стены кухни и коридора и решила начать со шкафа в комнате «красивой женщины».

— Вот это да! — полезли на лоб глаза Миланы, когда Генка убрала в сторону заднюю стенку, открывая проход.

Пепси высказывал соболезнования и выслушивал встречные по поводу своего ранения. Его раскатистое «бу-бу-бу» долетало из открытого окна. Он провожал Александру Львовну до такси. Пепси мог бы прийти и со стороны моря, но получил задание удостовериться, что экономка уехала, а потому пошёл через центральный вход и никак не мог отделаться от назойливого внимания. Наконец, дверь машины хлопнула, и спустя пару минут его тяжёлые шаги раздались на лестнице.