Девушки начинают и выигрывают
Шрифт:
— Но мы, вероятно, никогда этого не узнаем.
— Вероятно, да.
Кара, заметив свободный табурет (и несколько вдохновленная моей откровенностью), хватает его и садится.
— Да, за это обязательно нужно выпить, — подводит она черту.
— Выпьем за каждое по отдельности?
— А что, давай, — отвечает она и просит у Кена две порции «Южного покоя».
— Кен подмигивает нам, бросая взгляд на грудь Кары.
— Это за мой счет, девочки.
— Думаю, Кен хочет подарить тебе немного южного покоя, — шепчу я Каре.
—
— Да, он уже вышел из пеленок, — соглашаюсь я.
— Заткнись! — со смехом восклицает она. — У меня есть тост!
Мы церемонно поднимаем наши бокалы, и я готовлюсь выслушать очередное изречение Кары. Она произносит потрясающие тосты.
— Возможно, мы не получим то, что хотим. Возможно, мы не получим то, что нам нужно. Но в конце концов, есть надежда, что мы никогда не получим по заслугам!
— Аминь! — откликаюсь я, начиная ощущать действие алкоголя. Мы пьем до дна.
— Ты считаешь, что я заслужила бритые яйца? — спрашиваю я.
— Конечно нет, — отвечает Кара, как ответила бы на ее месте любая хорошая подруга, и мы отправляемся прямиком на танцпол.
Спустя три долгих часа (большую часть которых нас пихали локтями девицы в обтягивающих топах, расшитых блестками, и черных брюках по бедрам) я наконец выуживаю из толпы Кристала. Мы оба готовы завершить этот вечер. Но никакое студенческое приключение нельзя считать завершенным без богатого углеводами, высококалорийного ужина перед сном — следовательно, мы направляемся в «Йорксайд пиццу». Пиццу там готовят неважно, но семь порций водки с тоником по четыре доллара за каждую превратят в кулинарный деликатес даже средство для чистки посуды.
Таким образом, в конце этого субботнего вечера Кара нашла себе занятие в лице молодого холостяка, а мы с Кристалом в два часа ночи оказываемся в «Йорксайде», где со страшной скоростью поглощаем пиццу, запивая ее большими глотками диетической колы (можно подумать, она уничтожит калории!). Между кусками и глотками мы восстанавливаем события прошедшего вечера. Время разобрать вечернюю игру. Кому забили пенальти? Кто совершил удачную перебежку? Кто нанес запрещенный удар? Ну, вы знаете, обычная девическо-гейская болтовня. Этим вечером я уселась неудачно — спиной к двери. Мы с Кристалом периодически менялись местами. В прошлый раз мне повезло: я сидела лицом ко входу и первой увидела новый «несчастный случай на лыжах» Салли Миллер. А под несчастным случаем на лыжах я имею в виду пластическую операцию носа. Как бы то ни было, кто-то должен сидеть лицом к двери. Иначе как узнаешь, кто с кем пришел и в чем?
— Значит, Кен здорово запал на Кару, — говорю я, отправляя в рот кусок пепперони. — Как бы ты оценил свидание с барменом из «Жабы» по десятибалльной шкале?
— Не знаю, — отвечает Кристал. Он удивительно спокоен этим вечером. Обычно же из моего друга так и сыплются саркастические оценки увиденного в «Жабе».
— Да, Райан что-то располнел, — говорю я, пытаясь расшевелить его.
Райан —
— Да. — Кристал вздыхает.
Я решаю задействовать тяжелую артиллерию.
— А не ударить ли нам по чизкейку? — сочувственно спрашиваю я. — Моя мама прислала мне на этой неделе один такой от «Джуниора». Он лежит в моей комнате и ждет, чтобы его съели, — соблазняю я Кристала.
Чизкейк от «Джуниора» — лучший на всем северо-востоке. Я могу одна съесть его целиком (что, должна вам заметить, не так-то просто: чизкейк — серьезный десерт), и это даже принесло мне некоторую известность. Так что еще и поэтому к своему подарку мама приложила записку со словами «Не ешь одна!», для верности подчеркнутыми несколько раз.
— Можно, — соглашается Кристал.
— Ну давай, колись, — мягко произношу я. — Что случилось?
— Сегодня вечером я попал в очень неловкое положение, — тихо говорит Кристал. — Я не могу никому об этом рассказать.
— Кристал, но ведь ты разговариваешь со мной. Я — королева глупых ситуаций.
— Но с тобой такого никогда не случалось.
— Откуда ты знаешь?
— Поверь мне.
— Я тебе верю. А ты поверь мне. Давай, выкладывай.
— Я не могу произнести это вслух.
— Тогда, может, напишешь?
— Хло, это серьезно.
— Я и говорю серьезно.
— Ну, этого… этого… не было со мной с седьмого класса, с бармицвы.
— Ты поцеловал девушку? — спрашиваю я.
— Нет. Но этого со мной тоже не было с праздника бармицвы. Так что несколько очков в твою пользу.
— Спасибо.
Молчание. Кристал кусает ноготь большого пальца.
— Ладно, — наконец говорит он, — я скажу. Но ты должна пообещать мне две вещи…
— Обещаю, — быстро соглашаюсь я.
— Ты даже не слышала какие, — настаивает он немного раздраженно. Кристал любит, чтобы его слушали внимательно.
— Да, но я уже знаю, что ты скажешь. Потому что я — гений.
— В самом деле?
— Да, — твердо отвечаю я. — Ты собираешься сказать, что я не должна смеяться и не должна тебя осуждать, потому что я не гей и не знаю, что такое быть геем.
— Ладно, хорошо. Ты выиграла.
— Так что начинай, гей, я женщина, и у меня нет чувства юмора.
Кристал широко улыбается. Наконец-то! Но когда он наклоняется ко мне, его лицо снова становится серьезным.
— Наклонись ближе! — громко шепчет он.
Я наклоняюсь чуть ближе.
— Ближе.
Я наклоняюсь еще больше. Наши носы практически соприкасаются. Кстати, у Кристала идеальный мужской нос.
— Я танцевал с Себастьяном Уайзом, — шепчет он.
— Угу.
(Себастьян Уайз — бог среди геев. Кстати: если вы назовете своего сына Себастьяном Уайзом, вы должны знать, что он обречен стать геем. Слишком яркое имя для натурала.)