Девушки начинают и выигрывают
Шрифт:
10
Я сижу в столовой — обедаю с Бонни и Робом, свежеиспеченной счастливой парочкой. Сегодня вечером мое первое свидание с Колином, и я готовилась к нему целую неделю. Маникюр — сделан, педикюр — сделан. Вымыть волосы с кондиционером — сделано. Внимательно прочитать рассказы Джона Чивера — сделано.
Кстати, обмен посланиями с YaleMale05 также идет по нарастающей: мы пишем друг другу хотя бы раз в день. Когда я написала ему о посещении голой вечеринки, он очень мне посочувствовал и выразил восхищение моим творческим выходом из ситуации с одеждой. Он также сообщил мне, что
— Вот, ребята, по-моему, я оказалась в небольшом любовном треугольнике, — самодовольно говорю я, возя по тарелке резиновую лазанью.
Роб хмыкает, не в состоянии сделать ничего другого, поскольку пережевывает непомерно большой кусок сандвича.
— Правда? — спрашивает Бонни. — Интересно, а Почтальон рассматривается как третий угол треугольника?
— Угадала, — отвечаю я, — несмотря на все практические цели, я, похоже, являюсь объектом нескольких симпатий.
— Несколько означает больше двух, — проглотив, вставляет Роб.
— Ладно! В таком случае пары, — говорю я, показывая ему язык.
— Как увлекательно, — добавляет Бонни, — особенно с этим Колином. Мне он нравится. И его письма.
Роб бросает на нее ревнивый взгляд.
— Но конечно, он нравится мне не так, как ты, — успокаивает его Бонни.
— Ну что ж, друзья мои, мне пора на занятия, довольно любовного воркования, — жалуюсь я.
— Любовного? А кто говорил про любовь? — шутит Роб, и теперь черед Бонни изображать пострадавшую сторону. Я мысленно обещаю себе никогда не доводить собственные потенциальные отношения до подобного спектакля.
— Пока! — бросаю я через плечо.
— Удачи вечером! — кричит мне вслед Бонни. — Очень хочется поскорее обо всем услышать!
— Да, мне тоже, — прибавляет Роб.
Спустя три часа, шесть раз сменив наряд, выкурив четыре сигареты и выпив пакет сока (для тонуса), я стою на скромном крыльце перед дверью студента-выпускника Колина, готовая (как это будет всегда!) к нашему свиданию. Я делаю глубокий вдох и нервно звоню. Дверь распахивается, и он стоит передо мной, такой же красивый, каким я его помню, и улыбается до ушей. На нем рубашка в белую и голубую полоску, небрежно заправленная в джинсы с коричневым ремнем, и коричневые туфли.
— Здравствуй, здравствуй! — восклицает он. — Добро пожаловать в мое скромное жилище, — произносит он, раскидывая руки и посторонившись, чтобы я могла войти.
— Привет, — отвечаю я, наслаждаясь его акцентом, и вхожу.
— Ты выглядишь очень мило.
— Спасибо.
— Проходи, проходи, — говорит он, и я следую за ним в маленькую гостиную.
В центре комнаты стоит кофейный столик с щербатой стеклянной столешницей, прямо перед ним — большой диван с обивкой из пурпурного бархата, а справа от столика — удобное на вид коричневое кожаное кресло. Огромный книжный шкаф, забитый книгами и компакт-дисками, помещается в углу, а маленький телевизор стоит на полу. В воздухе витает слабый запах чего-то горелого, но я не обращаю на него внимания. Стены голые, за исключением нескольких черно-белых фотографий в рамках и большой репродукции «Мадонны» Эдварда Мунка. Я с одобрением смотрю на картину.
— Любишь Мунка? — спрашиваю я.
— Это зависит от… — отвечает
— Отчего?
— От того, любишь ли его ты. И от картины, конечно.
— Что ж, люблю, и в особенности эту.
— Хорошо, — улыбается он, — я тоже. А теперь располагайся и чувствуй себя как дома, пока я приготовлю выпить. Красное или белое?
— Белое, — отвечаю я, и Колин исчезает в кухне, примыкающей к комнате.
Я подхожу к книжному шкафу и оцениваю подбор книг. Чего у него только нет: Толстой (два очка), Диккенс, Шекспир, Гарсия Маркес (ну еще бы), Кундера, Милтон, Джойс, Рушди… список можно продолжить.
Колин возвращается в комнату с бутылкой в руке.
— У меня плохая новость, — говорит он, откупоривая бутылку. — Я настолько неуклюжий, что на этой неделе умудрился разбить все до единого винные бокалы из своей коллекции. Немного нервничал из-за нашего рандеву.
Он нервничал? Мне это нравится.
— И сколько их у тебя было? — спрашиваю я.
— Два, — смущенно отвечает он.
— Что ж, думаю, придется нам пить прямо из бутылки.
— Ты прямо как моя бабушка, — говорит он, и в уголках его глаз появляются морщинки, как тогда в автобусе.
— Итак, — начинаю я, когда мы усаживаемся на диван, — как тебя занесло в Йель?
— Это довольно длинная история, — говорит он, делает глоток и передает бутылку мне.
— Представь краткую версию.
— Меня не взяли в Гарвард.
— Как и всех нас.
— К счастью, — добавляет он. — Не думаю, чтобы после четырех лет в Оксфорде меня хватило бы еще и на Гарвард.
— Ты его закончил?
— Да. Бакалавр математики.
— Господи! И ты говоришь, что доктор экономики, с которой ты встречался, была скучной!
— Ну, я бросил математику, поэтому ты не можешь меня винить.
— А в промежутке?
— Сколько у тебя времени? — спрашивает он.
— Много, — отвечаю я.
— Не хочешь чего-нибудь поклевать? — спрашивает он.
— Что?
— Ну хорошо. Никто меня здесь не понимает, но я должен как-то поддерживать связь с родиной. Ты хочешь есть?
— Немного.
— Видишь ли, я решил готовить сам, но получилось, скажем так, не очень хорошо. Я заказал пиццу. Надеюсь, ты не против. Обещаю, что в следующий раз я изучу рецепт с большим вниманием.
Теперь становится понятным, откуда запах гари. Я тронута, что он приложил столько усилий, но не показываю вида.
— В Нью-Хейвене готовят лучшую пиццу, так что, по-моему, ты поступил правильно, — говорю я.
Остаток вечера мы проводим на смешном пурпурном диване, насыщаясь пиццей с вином и знакомясь. Колин рассказывает мне о своем детстве, о том, как рос в рабочем районе Лондона. Отец у него сварщик, а мать умерла, когда он был совсем маленьким. Я не знала, что профессия сварщика существует до сих пор, а он смеется и замечает, что со мной не соскучишься (я наивная). Я рассказываю ему о своей любви к «Анне Карениной», слабости к обуви и о своих безумных родителях. Наконец я рассказываю ему о причине, по которой воспользовалась микроавтобусом в ту ночь, когда мы познакомились. Он хохочет и вспоминает истории из своей жизни, когда, после получения степени бакалавра, он путешествовал по Юго-Восточной Азии и Латинской Америке. Затем он вернулся в Лондон, выполнял разную случайную работу и снова путешествовал.