Девяносто третий год
Шрифт:
Когда всадник осадил коня, дверь харчевни отворилась и на пороге показался хозяин с фонарем в руке. Было то неопределенное время дня, когда на дворе еще светло, а в комнатах уже сгущается тьма.
Хозяин взглянул на трехцветную кокарду.
– Гражданин, – спросил он, – вы у нас остановитесь?
– Нет.
– Куда изволите путь держать?
– В Доль.
– Тогда послушайтесь меня, возвращайтесь лучше обратно в Авранш, а то заночуйте в Понторсоне.
– Почему?
– Потому что в Доле идет сражение.
– Ах, так, – произнес всадник и добавил: – Засыпьте-ка моему коню овса.
Хозяин притащил колоду, высыпал в
Разговор между тем продолжался.
– Гражданин, конь у вас реквизированный?
– Нет.
– Значит, ваш собственный?
– Да, мой. Я его купил и заплатил наличными.
– А сами откуда будете?
– Из Парижа.
– Так прямо из Парижа и едете?
– Нет.
– Куда там прямо, все дороги перекрыты. А вот почта пока еще ходит.
– Только до Алансона. Поэтому я из Алансона еду верхом.
– Скоро по всей Франции почта не будет ходить. Лошади перевелись. Коню красная цена триста франков, а за него просят шестьсот, к овсу лучше и не подступайся. Сам почтовых лошадей держал, а теперь, видите, держу харчевню. Нас, начальников почты, было тысяча триста тринадцать человек, да двести уже подали в отставку. А с вас, гражданин, по новому тарифу брали?
– Да, с первого мая.
– Значит, платили по двадцать су с мили за место в карете, двенадцать су – за место в кабриолете и пять су – за место в повозке. Лошадку-то в Алансоне приобрели?
– Да.
– Целый день нынче ехали?
– Да, с самого рассвета.
– А вчера?
– И вчера и позавчера так же.
– Сразу видно. Вы через Донфорон и Мортэн ехали?
– И через Авранш.
– Послушайте меня, гражданин, остановитесь у нас, отдохните. И вы устали, и лошадка притомилась.
– Лошадь имеет право устать, человек – нет.
При этих словах хозяин внимательно посмотрел на приезжего и увидел строгое, суровое, спокойное лицо в рамке седых волос. Оглянувшись на пустынную дорогу, он спросил:
– Так одни и путешествуете?
– Нет, с охраной.
– Какая же охрана?
– Сабля и пистолеты.
Трактирщик притащил ведро воды и поднес лошади; пока лошадь пила, он не спускал глаз с приезжего и думал: «Хоть десяток сабель прицепи, все равно попа узнаешь».
– Так вы говорите, что в Доле сражаются? – начал приезжий.
– Да. Должно быть, сейчас там битва в самом разгаре.
– А кто же сражается?
– Бывший с бывшим.
– Как? Как вы сказали?
– Один бывший перешел на сторону республиканцев и сражается против другого бывшего, – тот, как был, так и остался за короля.
– Но короля-то уже нет.
– А малолетний? И потеха какая – оба эти бывшие родня между собой.
Путник внимательно слушал слова хозяина.
А тот продолжал:
– Один – молодой, а другой – старик. Внучатный племянник на своего двоюродного деда поднял руку. Дед – роялист, а внук – патриот. Дед командует белыми, а внук – синими. Ну, от этих пощады не жди. Оба ведут войну не на живот, а на смерть.
– На смерть?
– Да, гражданин, на смерть. Вот полюбуйтесь, какими они обмениваются любезностями. Прочтите-ка объявление, – старик ухитрился такие объявления развесить повсюду, на всех домах, во всех деревнях, даже мне на дверь нацепили.
Он приблизил фонарь к квадратному куску бумаги, приклеенному к створке входной двери, и путник, пригнувшись с седла, разобрал написанный крупными литерами текст:
«Маркиз
– А вот поглядите и ответ, – добавил хозяин.
Он повернулся и осветил другое объявление, приклеенное к левой створке двери. Всадник прочел:
«Говэн предупреждает Лантенака, что, если этот последний попадется в плен, он будет расстрелян».
– Вчера, – пояснил хозяин, – старик повесил объявление, а сегодня, глядите, и внук за ним. Недолго ответа ждали.
Путешественник вполголоса, словно говоря с самим собой, произнес несколько слов, которые хозяин хоть и расслышал, но не понял.
– Да, это уже больше, чем междоусобная война, – это война семейная. Что ж, пусть так, это к лучшему. Великое обновление народов покупается лишь такой ценой.
И, не отрывая глаз от второго объявления, всадник поднес руку к шляпе и почтительно отдал честь клочку бумаги.
А хозяин тем временем продолжал:
– Сами видите, гражданин, что получается. Города и крупные селения – за революцию, а деревни – против; иначе сказать, города – французские, а деревни – бретонские. Значит, войну ведут горожанин с крестьянином. Нас они зовут «брюхачами», ну, а мы их величаем «сиволапыми». А дворяне и попы все на их стороне.
– Ну, положим, не все, – заметил путник.
– Конечно, гражданин, не все, раз, вон видите, виконт против маркиза пошел.
И добавил про себя:
«Да и сам ты, гражданин, видать, поп».
– А кто из них двоих одерживает верх?
– Пока что виконт. Но ему трудно приходится. Старик упорный. Оба они из рода Говэнов – здешние дворяне. Их род разделился на две ветви: у старшей ветви глава маркиз де Лантенак, ну а глава младшей – виконт де Говэн. А нынче обе ветви сшиблись. У деревьев такого не бывает, а вот у людей случается. Маркиз де Лантенак – глава всей Бретани. Мужики его иначе как принцем не называют. Только он высадился, к нему сразу пришло восемь тысяч человек; за одну неделю поднялись триста приходов. Если бы ему удалось захватить хоть полоску побережья, англичане сразу бы высадились. К счастью, здесь оказался Говэн, его внук. Чудеса, да и только! Он командует республиканскими войсками и уже образумил деда. Потом случилось так, что Лантенак сразу же по приезде приказал уничтожить всех пленных, среди них попались две женщины, а у одной было трое ребятишек, которых решил усыновить парижский батальон. Теперь этот батальон спуску белым не дает. Зовется он «Красный Колпак». Парижан, правда, в нем осталось немного, зато каждый за пятерых дерется. Вот они все и влились в отряд Говэна. Белых так и метут. Хотят отомстить за тех женщин и отобрать ребятишек. Что с маленькими сталось, куда их старик запрятал – никто не знает. Парижские гренадеры совсем разъярились. Не случись здесь этих ребятишек, может быть, и война по-другому повернулась бы. А виконт – славный и храбрый молодой человек. Зато старик маркиз – сущий людоед. Крестьяне говорят, что это, мол, Михаил-архангел сражается с Вельзевулом. Вы, может быть, не слыхали, Михаил-архангел – здешний покровитель. Даже одна гора его именем называется – та, что посреди залива. Здешние жители верят, что архангел Михаил укокошил дьявола и похоронил его под другой горой и зовется та гора Томбелен.