Девять дней в мае

Непогодин Всеволод

– Ой, устала я с вашими разборками! Всех перебинтуй, обработай йодом, сделай укольчики, а у самой нет времени даже в туалет толком сходить! Круглые сутки на ногах! Сменщиц не хватает! Молодежь не хочет идти работать за гроши. Это мы старое поколение корячимся по привычке. Давали ведь клятву Гиппократа, - весьма театрально говорила врачиха.

– Зато вы чувствуете пульс жизни! Это ведь лучше, чем менять утки у лежачих пациентов! – приободрил её Вениамин.

Небеседин и врачиха сели в ветхий «РАФ» со следами ржавчины на кузове. Вениамин несказанно увиделся при виде рижского микроавтобуса, выпущенного давным-давно.

– Мда, ну и транспорт у вас, - произнес он.

– А что ты хочешь?! В бюджете как всегда нет денег. Механики эти «Рафики» постоянно перелопачивают и вот ездим кое-как.

Микроавтобус покинул Греческую улицу и через бывший Жовтневый район покатил к Слободке.

–

А вы были вчера у дома профсоюзов? – спросил Вениамин.

– Была, конечно, куда я денусь!

– И как?

– Куча жмуров. Многим помощь уже была не нужна. Весь халат в крови. Половину ящика на пострадавших истратила. Мы лекарства обычно за свои покупаем, а потом просим возьместить расходы у тех, кто сделал вызов, но вчера я денег ни с кого не взяла. Черные как уголь тела погибших. Не дай Господь кому-нибудь такое увидеть!

– Вы достойны уважения.

В больнице Небеседина отправили на рентген. Он полчаса прождал, пока сделают снимок пенсионеру, сломавшему себе шейку бедра и не способному самостоятельно передвигаться. Дед стонал, кряхтел, охал, ныл и мычал. Сия картина, разумеется, не обрадовала Вениамина. Девушка шустро подвела Небеседина к аппарату, щелкнула и через пять минут вручила ему снимки.

– Надо зашивать, - сказал лысый хирург в очках, осмотрев Вениамина и взяв в руки рентгеновские снимки его черепа.

– Зашивайте.

Акушерка сделала Небеседину обезболивающий укол, и после хирург проворно совершил несколько стяжек. Вениамин чувствовал, как его голова на время стала старинным футбольным мячом, который зашивали обувных дел мастера. Повалявшись на кушетке и придя в себя, Небеседин нашел врачиху.

– И что мне делать дальше?

– Выпить холодного компота и выпустить пар через уши, потому что ты горячий как тот агицин паровоз! – популярным одесским речевым оборотом ответила она.

– Это само собой, а если серьезно?

– Домой езжай. Снимки забирай с собой. Я в заключении напишу всё как надо. Мол, сотрясение мозга, серьёзное повреждение, потерял сознание и всё в таком духе. К участковому на стол бумага попадет через пару дней.

– Спасибо вам огромное! – сказал Вениамин и поклонился врачихе.

Небеседин очень редко бывал на Слободке и поэтому не знал, как оттуда следует выбираться. Надо сказать, что Слободка – район удручающий. Возле онкологического диспансера сплошь обреченные лица. Одноэтажные домики из ракушняка кажутся маленькими склепами. Собачьи стаи рыскают по округе в поисках съестного и часто набрасываются на прохожих. Со Слободки можно было уехать на трамвае, но в нем всегда ездит столько криминальных персонажей, что Вениамин решил воздержаться от этой затеи и дождался микроавтобуса, ехавшего к железнодорожному вокзалу. От вокзала до дома он медленно добрел пешком.

– Чего так поздно? Где ты шлялся? – спросила его мать, едва Вениамин переступил порог квартиры.

– Где надо, там и был!

– А что это за рана у тебя на голове? Получил по чайнику?

– Не твоё дело!

– Говорила я тебе дураку, что получишь когда-нибудь за свои выкрутасы!

– Ойойой!

– Мало тебе дали!

– Всё! Отстань от меня! Это моя голова и я что хочу, то и делаю с ней! За собой лучши следи!

– Кого я вырастила…

– Ты со своим старческим бормотанием и перманентным капанием на мозги страшнее любого «Правого сектора»! Пока всю кровь не выпьешь ведь не успокоешься!

– Ну и сволочь же ты!

– Спасибо за моральную поддержку, мам! – сказал Небеседин и закрылся в своей комнате. Он снял с себя запачканную кровью одежду и бросил её прямо на пол. Вениамин плюхнулся на кровать и мигом заснул, не став даже включать компьютер и читать новостные сайты. Он так утомился за день, что ему уже было наплевать на всех и вся.

ЧЕТВЕРТОЕ МАЯ

Первым делом Небеседин принялся просматривать электронную почту. Он несколько дней не открывал свой e-mail и решил проверить, не пришли ли ему какие-нибудь важные письма. Вениамину поступило лишь одно текстуальное послание, отправителем которого значился некий Антон Соседин.

– Пишешь по две статьи в день! Пиаришься на костях! И не стыдно тебе? Побойся Бога! Всевышний видит грехи твои и непременно накажет тебя за непристойное для христианина поведение! – возмущался в своем письме Соседин.

Надо сказать, что Антон Соседин без устали критиковал всех украинских публицистов и колумнистов после каждой их статьи. Ему везде мерещелись кулуарные сговоры, заказные материалы и происки мирового сионизма. Сначала Соседин пытался экспериментировать на литературном

поприще и написал роман «Содом в Оптиной пустыни». Рукопись произведения, в котором Антон воспевал православный гомосексуализм, отвергли все без исключения книжные издательства и художественные журналы. Прочитавшие рукопись критики писали, что это безнравственная графомания, вызванная вялотекущей шизофренией и осложнениями на мозг после перенесенного сифилиса. Непонятный современниками Соседин обозлился на литературную публику и принялся поливать грязью в социальных сетях всех рецензентов своего гомоэротического шедевра. Поняв, что романная форма это не его конек, Антон переключился на написание рассказов. Он накатал сто девяносто семь миниатюр на различную тематику от обрезания усов у клубники и до технологии ковыряния в носу погрызенной шариковой авторучкой. Случилось чудо и один из его рассказов напечатали в журнале «Бузулукские дали» в переводе на чувашский язык. Гонорар за публикацию Соседин естественно не получил, зато отныне стал позиционировать себя писателем-прозаиком. Он уговорил супругу взять внушительный кредит, чтобы издать сборник его рассказов. Жена заняла денег у знакомых и влезла в банковскую кабалу. Сборник сосединских миниатюр таки появился на свет тиражом в пять тысяч экземпляров. Презентации своей дебютной книжки Антон проводил в сети супермаркетов «Всё для дома», в которой он трудился младшим ревизором отдела сантехники. Соседин совмещал командировки с презентациями. Он приезжал в областной центр, пересчитывал ванные на складе, составлял акт проверки, а потом садился в супермаркете на подконтрольный унитаз и принимался декламировать свои рассказики. По обыкновению на презентации его книги приходило полторы калеки. За время командировочных гастролей по стране Соседин продал лишь три экземпляра своей книжки. Оставшиеся нераскупленными экземпляры он по пьянке дарил попутчикам в поездах и говорил, что со временем его книги с автографом автора будут стоить баснословных денег на лондонских аукционах. Как и все графоманы, Антон был чудовищно косноязычен и безграмотен, поэтому большинство его текстов редактировала и переписывала жена. Кроме супруги и матери постоянных читателей у Соседина не было. Он худо-бедно болтался в пятом ряду среди третьесортных писак пока на его счастье не вышли бандеровцы на Майдан и не произошло присоединение Крыма к Российской Федерации. Антон имел симферопольскую прописку и на волне востребованности крымской тематики его статейки начали печатать в российских изданиях. Заголовки материалов Соседина всегда отличались краткостью и религиозностью – «Окститесь!», «Одумайтесь!», «Вразумитесь!», «Исповедайтесь!», «Не прелюбодействуйте!», «Молитесь!», «Поститесь!», «Венчайтесь!», «Покайтесь!». Антон был одержим лаврами литературного генерала, но так как в Крыму не было никаких мало-мальски значимых творческих объединений, то он основал свою организацию «Союз православных писателей имени Сергия Радонежского». Так как настоящие писатели не шибко стремились вступать в союз Соседина, то он записал в члены организации жену и маму. Разумеется, он хотел нажиться на членских взносах и после того, как попросил супругу внести средства за участие в организации, то моментально получил от неё по лбу скалкой. Разгневанная жена лишила Антона карманных денег, и ему приходилось натужно волочить свою грузную тушу по симферопольским улицам вместо поездок на троллейбусе. Как и все советские мужья Соседин отдавал жене всё заработанное до последней копейки. При рождении он получил украинское имя Богдан, с которым нечего делать в русской литературе и поэтому уже в зрелом возрасте стал по документам Антоном. Новое имя он выбрал как дань уважения Чехову.

Антон недолюбливал Небеседина за легкость в изложении мыслей, фривольное поведение в литературной среде и обласканность вниманием критиков. Соседину казалось, что Вениамин нагло ворует идеи его гениальных материалов и занимается плагиатом. Антон грозился подать в суд на Небеседина, если тот не прекратит калькировать его опусы. Естественно Вениамин не обращал внимания на больного на всю голову Соседина и не читал его статьи. Небеседин жалел, что однажды дал Антону адрес своей электронной почты.

– Антошик, ты конечно у нас герой! Сидишь себе ровно на жопе в Крыму, где сейчас все тихо спокойно и гавкаешь оттуда на весь мир! Да, пиариться на костях нехорошо, я согласен, но я это всё видел своими глазами! Прикажешь весь этот ужас держать в себе? Ты думаешь со всем этим можно спокойно жить?! Ты хоть раз на митинге был за последний год?! Видел живьем огнестрел с кровякой?! Знаю я таких диванных атаманов как ты! Мама попу вытирает мягкой бумагой, жена с ложечки кормит протёртым яблоком, а он весь в думах об изящной словесности и судьбах России! – отписался Небеседин.