Девять дней
Шрифт:
Она редко бывает милой.
И да, она просто королева драмы.
О Боже, Уинтер, если ты читаешь это прямо сейчас, мне очень жаль. Но ты знаешь, что это правда.
Но, несмотря на её стремление устраивать драмы, она была моей лучшей подругой, в течении некоторого времени. Я бы не смогла жить спокойно, если бы она не получила прощального письма. Это такая ирония, меня даже не будет в живых, чтобы увидеть,
Лили
Ты так ошибаешься, Лилибаг. Ты будешь жить. Ты снова будешь счастлива. Я обещаю.
ГЛАВА 8
«Не беспокойся, я обещаю, с тобой всё будет хорошо» — Fee Time by Ruel.
Лили
Мы с Колином отправляемся в 10-минутную поездку на машине.
Мы оказались на дороге «Long Clove», и в настоящее время поднимаемся на холм.
Если бы я знала, что отправлюсь в поход так рано утром, я бы осталась в постели. Хотя, сомневаюсь, что Колин дал бы мне выбор.
Кого я обманываю? У меня нет выбора, кроме как следовать за ним, куда бы он ни захотел меня отвести. Я согласилась на эти девять дней. Было бы таким подлым поступком отступить сейчас.
И, кроме того, Колин, кажется, не так плох. Может, он составит мне отличную компанию в мои последние дни.
Я просто беспокоюсь, что могу привязаться к нему так же, как он начинает привязываться ко мне… вроде как.
Колин по-прежнему такой же высокомерный осёл. Тот, кого я бы предпочла ударить по лицу, чем иметь в качестве того, кто задерживает «моё безжизненное путешествие 101». Но было бы неоправданно жестоко, если бы я привязалась к нему, и он потерял бы меня.
Но, с другой стороны, он сам оказался в этой ситуации. Я не просила его «помогать мне». Я не нуждаюсь в его спасении.
— Отлично, итак, сейчас шесть утра, мы сидим на одеяле на вершине холма, и что теперь? — говорю я немного раздражённым тоном, как раз в тот момент, когда Колин заставляет меня сесть на принесённое им одеяло.
— Ты такая не романтичная, — рассмеявшись сказал он. — Мы будем любоваться восходом солнца.
— Я всегда ненавидела смотреть на восходы солнца, — признаюсь ему я. — Я никогда не понимала, почему это может быть волшебным. Это просто солнце, которое встаёт. Ничего особенного.
— Неправильно. — Колин садится рядом со мной. — Восходы прекрасны. Наступает новый день. Это новое начало. Каждое утро, с каждым новым восходом солнца, у тебя появляется шанс начать что-то новое.
— Я не суеверный человек.
— Лилибаг, это не имеет никакого отношения к суевериям. Это просто новое начало дня. Смотри на восход солнца так, как тебе заблагорассудится. Воспринимай это как момент беспечности. Но как только ты увидишь восход солнца и небо начнёт проявляться во всей своей красе, просто закрой глаза и пожелай того, чего
— В этом нет никакого смысла.
— Ладно, давай просто подождём, пока взойдёт солнце, тогда ты сможешь встать на краю и закричать во всю глотку. Выпустить весь свой гнев за прошлые годы. Позволь вчерашней боли покинуть твоё тело. Дай себе паузу, пока не взойдёт солнце, и тогда ты сможешь вернуться к реальности, — предлагает он.
Он взял меня за руку, положил их на свои скрещенные ноги.
— Это так нелепо, ты же знаешь это, верно?
— Не стесняйся отвечать на мои вопросы, как только взойдёт солнце. — Колин одаривает меня своей идеальной улыбкой, прежде чем отвернуться, чтобы посмотреть на тёмный город.
Я понятия не имею, когда начнёт всходить солнце. Я никогда раньше не обращала на это внимания, и всё же я немного взволнована.
Честно говоря, я всегда относилась к восходам солнца как к чему-то глупому. Конечно, это начало нового дня, но я никогда не понимала, что в этом такого интересного.
Люди ходят смотреть восходы и закаты каждый божий день и наслаждаются этим. Я никогда не верила, что они могут быть интересными. Я имею в виду, это просто огромный огненный шар, виднеющийся на другой стороне земного шара. Ничего слишком впечатляющего.
— Лилибаг? — Я слышу мягкий голос Колина.
— Да?
— Расскажи мне о себе что-нибудь такое, чего ты никогда никому раньше не рассказывала.
— Я хочу умереть, — отвечаю я без колебаний. Это правда. Я никогда никому об этом не рассказывала. И я никогда раньше по-настоящему не произносила этого вслух.
— Кое-что, о чём я ещё не знаю.
— У меня есть родимое пятно странной формы.
Его брови приподнимаются, губы поджимаются, когда он ждёт, что я продолжу, но я этого не делаю.
— Ну, если ты не собираешься рассказывать мне какой именно формы, то даже не утруждай себя упоминанием об этом.
— Это слишком неловко. — Он закатывает глаза.
— Отлично. Рано или поздно я это выясню. Тогда расскажи мне что-нибудь ещё.
— Ты первый, — говорю я.
Давайте начистоту. Я понятия не имею, что я должна ему сказать.
— Хорошо. — Он тяжело выдыхает, и, хотя всё ещё темно, я вижу, как туман перед его лицом рассеивается. — Два года назад, когда у Эйры обнаружили лейкемию, я пытался подкупить врача, чтобы тот о ней заботился.
— Тебе было девятнадцать, когда ты пытался подкупить врача, чтобы он нашёл лучшее лекарство от рака? — спрашиваю я. Внезапно я понимаю: у его сестры был рак?
— Честно говоря, я не врач. И мне никогда по-настоящему не приходилось заботиться обо всём этом. Я всегда был здоров. Я никогда не ломал ни одной кости, даже не вывихивал лодыжку. И я играю в хоккей. Так было всегда. Это настоящее чудо. Я никогда не придавал слишком большого значения чему-либо медицинскому. Я был так глуп. А мне ещё было восемнадцать.