Девять хвостов бессмертного мастера. Том 3
Шрифт:
Шу Э пришла, когда Чангэ забылся сном. Она тихонько поставила свой узел в дальний угол, к сундуку, где хранилась одежда, и прилегла рядом с Чангэ, осторожно проверяя его пульс. То, что она услышала, ей понравилось: золотая пилюля не подвела, сердцебиение хорошо прослушивалось, Ци текла по духовным каналам свободно.
Шу Э с облегчением вздохнула, дыхание её развеяло волосы на виске Чангэ. Тот моментально проснулся, встрёпанный, озираясь, с возгласом: «Шу Э!»
– Я здесь, – отозвалась Шу Э.
Чангэ различил во мраке белые очертания фигуры Шу
– Ты здесь… – глухо проговорил Чангэ. – Ты вернулась, Шу Э…
Шу Э кивнула, волосы её зашуршали. Чангэ гладил её по голове, удерживая рядом с собой.
– Не уходи больше, – сдавленно сказал Чангэ, – останься со мной.
Он скоро заснул, продолжая удерживать Шу Э возле себя. Шу Э заснуть не смогла, слишком много потрясений, поэтому лежала и разглядывала потолок хижины. В прореху на крыше заглядывала луна.
«Никуда не годится», – подумала Шу Э, простирая к потолку руку. Проворные, услужливые тени ринулись в атаку…
Чангэ всегда просыпался рано, но в этот раз сон его был долог и глубок. Когда он проснулся, то, не открывая глаз, потрогал циновку рядом с собой. Она была пуста.
«Неужели мне это приснилось?» – с болью подумал Чангэ и открыл глаза.
Речной храм был наполнен светом солнца. Чангэ сел, проводя пальцами по растрёпанным волосам, огляделся. Ему показалось, что хижина выглядит как-то иначе.
Что изменилось? Он не сразу смог понять, но всё будто стало… новее. Прореха на потолке пропала, да и сам потолок казался выше и светлее, чем прежде. Стены выровнялись и поблескивали чистотой. Доски пола, местами прогнившие, превратились в крепкий настил. В шкафах и на стеллажах был идеальный порядок: травинка к травинке, корешок к корешку… Котелок над очагом блестел, словно его отполировали речным песком. Алтарь сверкал, как свежевыкрашенный, от трёх воткнутых в чашку с пеплом лучинок теплился дымок.
Чангэ двумя пальцами помассировал переносицу, полагая, что ещё не до конца проснулся и зрение его обманывает, но нет, ничего не изменилось. Он проснулся в Речном храме, который был не вполне прежним Речным храмом.
С улицы доносились голоса. Сердце Чангэ всколыхнулось, ему показалось, что он различил и голос Шу Э. Нет, вероятнее всего, он ошибся: Шу Э никогда не разговаривала с людьми. Но всё же Чангэ вскочил и стал искать одежду, чтобы поскорее проверить, не обманывает ли его и слух. Одежды нигде не было, ему пришлось взять другую из сундука. Чангэ обнаружил, что поношенная одежда пропала и оттуда, остались лишь те одеяния, что он ещё не носил. Он несколько озадачился своему открытию, тут же спохватился и, натягивая сапоги, помчался из хижины на улицу.
На пороге Чангэ споткнулся и остановился. Дыхание его прервалось, грудную клетку свело болью.
– Шу Э… – прошептал Чангэ, лишаясь голоса.
– Доброе утро.
Она была окружена людьми, её руки были полны овощей и фруктов, а под мышкой она держала гусёнка со свёрнутой шеей.
Шу Э вышла из хижины, чтобы полюбоваться
Люди воспользовались тем, что их даос спит, и завалили Шу Э приношениями. Шу Э не была столь категорична и согласился принять всё, что они принесли, даже гусёнка, с условием, что часть они оставят на алтаре для Речного бога. Люди сказали, что они много чего принесли, так что хватит всем.
Шу Э поговорила с ними немного, они отчаянно хотели отблагодарить Чангэ за то, что он для них сделал, потому и принесли столько еды, вот только жаль, что даос всё равно её не примет, так хоть пусть дух-помощник ею воспользуется. Шу Э хитро улыбнулась и сказала, что готова стать и духом-посредником.
– Безоговорочно примет ваши приношения, – пообещала Шу Э. – И теперь, и впредь.
Люди просияли и, накланявшись вволю, отправились восвояси. Шу Э изловчилась помахать им вслед.
– Шу Э, – позвал Чангэ, делая к ней несколько неуверенных шагов.
Он всё ещё не верил, что это не сон. Речной храм изменился и снаружи: крыша его из соломенной превратилась в черепичную, стены были отштукатурены и побелены, вокруг появилась крепкая изгородь…
– Ты умывайся, – сказала Шу Э, – а я приготовлю завтрак. Смотри, сколько всего они нам принесли.
Чангэ ущипнул себя за щеку, поморщился от боли. Нет, это ему не снится. Шу Э действительно вернулась вчера и осталась, как Чангэ её и просил. И она выглядела вполне здоровой, не считая повязки на глазах.
Чангэ приложил руку к груди, постоял так немного, потом нахмурился:
– Шу Э, я не принимаю от людей приношений. Нужно вернуть их.
Шу Э не собиралась отдавать приношения. Всё ещё крепко прижимая их к себе, она сказала:
– Чангэ, давай кое-что обсудим. Ты хотел, чтобы я осталась с тобой, и я осталась. Ты даос или считаешь себя таковым. Но я не даос. Я не умею пользоваться инедией или духовными практиками. Мне нужна еда и питьё, как обычному смертному. Если ты хочешь, чтобы я осталась с тобой… и здравствовала, тебе придётся обеспечивать меня условиями для существования.
Шу Э лукавила, говоря, что ей нужно есть и пить, как обычному смертному. Тени могли обойтись и без этого, но Шу Э полагала, что еда и питьё нужны самому Чангэ, хоть он отчаянно пытается отнекиваться и морит себя голодом по совершенно нелепым причинам.
Шу Э чувствовала за него некую ответственность: раз Чангэ вечно теперь будет оставаться в смертном теле, то о его смертной оболочке нужно заботиться хорошо. Если для этого придётся чуть соврать, что ж, Шу Э отлично умеет притворяться, недаром она повелитель личин!