Девять месяцев до убийства

Куин Эллери

— Что вы хотите этим сказать?

— Я могу вам сказать, кто отрезал пуговицу с моей куртки.

— Можете? Кто же?

— Я сам.

— Вы?

— Чик — и готово. Отрезал маникюрными ножницами. Она еле держалась, и я не хотел потерять ее. Все-таки золотая. Импортунато всегда были бережливой семьей. У нашей семьи просто не было иного выхода. Нельзя швыряться деньгами, если их у тебя нет, правда, Нино?

Марко поглядел на брата.

Импортуна никак не прореагировал на его улыбку.

— Когда это случилось, мистер Импортунато? — спросил Эллери. —

Когда вы отрезали пуговицу?

— Не знаю. Какой сегодня день? Вчера. Точно. Так и не собрался сказать Тибальдо, чтобы он пришил ее обратно.

— Тибальдо?

— Это его слуга, — пояснил Импортуна.

— Куда вы дели пуговицу, мистер Импортунато?

— А что я должен был с ней делать? — обиженным тоном ответил Марко. — Естественно, положил в карман. Что же еще? Как вы сказали, кто вы?

— Моя фамилия — Квин. В какой карман вы ее положили? В карман куртки, от которой отрезали ее?

— Да, сэр. Так точно, мой капитан!

— Куртка у нас, отец? Кажется, эксперты из лаборатории взяли ее с собой.

— Да, она в лаборатории.

— Мне надо было додуматься и осмотреть ее. Можно позвонить от вас, мистер Импортуна?

— В спальне моего брата есть аппарат.

— Вы позволите, мистер Импортунато?

Марко радушно закивал.

— Звоните хоть в Токио. Или куда вам угодно.

Несколько минут спустя Эллери вернулся, озадаченно

теребя себя за нос.

— В этом деле действительно множество сюрпризов, отец. Мне только что сообщили, что в левом кармане куртки небольшая дырка, совсем незаметная, но вполне достаточная, чтобы через нее могла выпасть пуговица.

Оба Квина обменялись взглядами, полными красноречия.

— Ох уж этот тупица Тибальдо, — сокрушенно покачал головой Марко. — Лучше б ты горел огнем, а нс шел служить в мой дом. О, слышали? Я и нс знал, что я поэт.

— Скажите мне еще вот что, — проговорил инспектор Квин. — Знаком ли вам ботинок, который мы увезли сегодня? Тот, спортивный?

— Можете оставить его себе, — великодушно предложил Марко. — И второй возьмите, чтоб была пара. У меня обуви больше, чем в двух обувных магазинах.

— Вам известно, что через подошву ботин. ка проходит глубокий разрез?

— Что значит — «вам известно»? Разумеется! Это произошло — когда же? А? Впрочем, неважно. Несколько дней назад.

— Что? — озадаченно спросил инспектор. — Что произошло несколько дней назад?

— Я хотел взять в Ларчмонт одну подружку — специально, чтобы ходить под парусом. Там у меня одна из моих яхт. Подружка приехала откуда-то из провинции, и я ездил встречать ее на вокзал. И что же? Я наступил там на идиотскую жвачку, которую выплюнул какой-то пачкун. Она приклеилась и совершенно свела меня с ума. Ну, я спустился в туалет, снял ботинок и взял у тамошней служительницы ножик. Когда я выковыривал резинку из углубления в подошве, лезвие соскочило — и раз — получился такой славненький разрезик. Чистая хирургия. Впрочем, вы видели сами. Точно.

— Почему же вы раньше не сказали нам о том, что вы отрезали пуговицу от куртки и сделали разрез на подошве? — проворчал инспектор.

— А

вы меня об этом не спрашивали, — парировал сердито Марко. — Никто меня не спросил. Нино, дай мне еще выпить! Эти глупые вопросы уже встали мне поперек горла!

— Нет, — отрезал брат.

Что-то в его голосе заставило Марко стушеваться. Он заморгал в смущении и решил обратить все в шутку.

— Вам следует знать, что Нино — не любитель острых ощущений. Он во всем знает меру. Так, чуть-чуть иногда, и не больше. Такой уж у меня брат. Никто и никогда нс видел его пьяным. Чересчур хитер. А, Нино?

— Думаю, — сказал Импортуна инспектору, — что мой брат ответил на ваши вопросы. Вы задали их достаточно.

— Я почти закончил, мистер Импортуна.

— Я не хотел бы препятствовать вашей работе, но если вы будете продолжать в том же духе, мне придется пригласить нашего адвоката. Мне следовало бы, собственно, сделать это с самого начала. Вы видите, в каком состоянии Марко, инспектор. Для всех нас это был тяжелый день…

— Что? — вскричал Марко. — В каком это я состоянии?

Он, пошатываясь, встал и начал боксировать, размахивая костлявыми руками.

— Попробуйте только сказать, что я пьяница! Я выдержу любой тест на трезвость.

Импортуна сделал знак, и Питер Эннис снова подскочил, чтобы помочь ему обуздать расходившегося брата. Пока они успокаивали его и насильно усаживали в кресло, Квины воспользовались случаем и посовещались.

— Если Марко отрезал пуговицу, — негромко сказал инспектор сыну, — и сам случайно сделал разрез на подошве, то наша теория о том, что из него пытаются сделать козла отпущения, рушится, как карточный домик. Пуговица случайно выпала через дырку в кармане, а отпечаток ноги на пепле — законная косвенная улика. Учитывая сделанные признания, можно предположить, что Марко действительно был в библиотеке.

— Позволь мне и после всех этих несуразиц, которые здесь на нас обрушили, сомневаться в этом.

Эллери оставил в покое свой нос и принялся теребить подбородок.

— Посмотри-ка, отец, в этом деле сплошные противоречия. Давай проясним хотя бы некоторые. Ты возьмешь Марко в оборот или я?

— Лучше я. Имцортуне взбрело в голову угрожать нам своей мощью. Выставить отсюда меня ему будет сложнее… Вы, похоже, несколько вышли из себя, мистер Импортунато? Не думаю, что в данный момент вы можете себе это позволить. Дела для вас складываются неважно.

Марко вздрогнул. Его и без того бледная кожа приобрела какой-то зеленоватый оттенок.

— Не позволяй себя заводить, Марко, — решил успокоить его брат. — Что вы имеете в виду, мистер Квин?

— Все проще простого. Теперь нам известно, что подозрения на Марко никто специально не наводил. Он сам уничтожил эту версию своими показаниями. Тем не менее мы нашли его пуговицу и отпечаток его ботинка в библиотеке Джулио. Как принято у нас выражаться, это означает, что ваш брат определенное время пребывал на месте преступления. Пока дело не дошло до окружного прокурора, я бы очень советовал Марко дать свои объяснения, если таковые у него имеются.