Девять месяцев
Шрифт:
— Это девочка, — сказала я громко, с изумлением глядя на гениталии.
— Холли, это мальчик, — вмешалась Мэгги, тряся меня за плечо, чтобы я пришла в себя.
— Да, мальчик, — поправилась я, понимая, что все время ошибалась, но мне было все равно, я не испытала ни малейшего разочарования.
Потом я обняла всех, акушерок, доктора, педиатра, и крепче всех — Мэгги, у которой было красное опухшее лицо. Она плакала, и я была тронута, что кто-то, так мало интересующийся детьми, был доведен до слез происходящим.
Когда нас оставили одних в палате и я умылась, Мэгги сказала:
— Это было увлекательно, Холли. Очень страшно, но
Мы снова обнялись.
Она не хотела уходить, но акушерка сказала, что меня переводят в другое отделение до завтрашнего утра, а там Мэгги находиться не разрешено. Она обещала обзвонить всех и стоять у дверей утром, когда меня привезут обратно, чтобы рассказать об их реакции.
Я не верила, что наконец-то смогу немного отдохнуть. Воспоминания о родах, мысли о Томе, переживания о ребенке, лежащем рядом со мной, не давали уснуть.
Утром оказалось, что жизнь в отделении начинается с первыми лучами солнца. Мамы ходили туда-сюда по коридору напротив моей двери, таская подгузники, стаканы с водой, звоня по телефону. Я не вставала с постели всю ночь, а когда попыталась, выяснилось, что у меня затекло и болит все тело. Я почувствовала, как ноют наложенные швы, и мне было страшно идти в туалет. Едва я села на кровати, как из меня полилась кровь. Я посмотрела вниз и, к своему ужасу, поняла, что простыня насквозь пропиталась кровью.
Я позвонила медсестре, и она, закрыв шторку на двери, присела ко мне на постель и так заботливо объяснила мне все, что от благодарности я готова была расцеловать ее. Она помыла меня, и теплая мыльная вода сняла зуд, начавшийся со вчерашнего дня. Когда я открыла сумку, чтобы достать чистое белье, она с умильной улыбкой взяла у меня из рук хлопковые трусики и тампон.
— Бедняжка, ты, наверное, не понимаешь, во что ввязалась. У тебя это в первый раз, правда? — сказала она ласково и достала из своей сумки па тележке прокладки, по размеру напоминающие спальные мешки.
Я взяла их с благодарностью, понимая, что чем больше подушка, на которой я буду сидеть, тем лучше. Мне было стыдно за свое легкомыслие. Использовать тампоны в этом случае было то же самое, что вставить спичку в подземный туннель в надежде остановить движение.
Примерно через час я позвонила маме с платного телефона в приемном отделении, неотрывно наблюдая за колыбелькой, стоящей рядом с моей кроватью.
— Почему ты не рассказала мне, что роды — это так ужасно? — упрекнула я ее.
— Дорогая, если бы я рассказала тебе правду, ты никогда бы не решилась подарить мне прекрасного внука. Скажем, небольшая ложь во благо — достойная инвестиция в новую жизнь.
Мы вместе рассмеялись, и я тут же простила ее; боль, какой бы сильной она ни была, стоила результата.
Мне пришлось детально описать ей, как выглядит мальчик: густые черные волосы, пухлые розовые губки и мозоль на пальце, который он сосал, находясь у меня в животе.
Она пообещала навестить меня как можно скорее, и после короткого разговора с папой я повесила трубку и отправилась перекусить. Я подумала, не позвонить ли мне Маркусу с Фионой, но побоялась, что трубку может снять Том, а я не знала, что он думал обо всем этом. Кроме того, мне уже трудно было стоять на ногах. Из-за того количества крови, которое я потеряла, у меня кружилась голова, и мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Я принесла завтрак в свою палату, ела
В девять часов начали пускать посетителей. К этому времени я успела умыться, причесаться, подкрасить ресницы и надеть свою самую просторную пижаму. Никто бы и в жизни не догадался, какая огромная прокладка находится между моих ног. Мне очень хотелось принять ванну, но нужно было ждать возвращения домой. Я покормила ребенка немного раньше обычного, под чутким руководством медсестры, а потом впервые в жизни сама поменяла ему подгузник. После этого мальчик сразу заснул, сжимая во сне кулачки. Я откинулась на кровати, наслаждаясь чувством триумфа из-за мастерского овладения таким множеством навыков за такой короткий срок. Акушерка сказала мне, что первые сорок восемь часов дети почти все время спят, как будто природа дает мамам шанс отдохнуть и набраться сил. Но мне было не важно, что она сказала, я была уверена, что у меня самый спокойный ребенок на всем белом свете. Я нагнулась и погладила его по щеке. Вот мы и вместе, и я была уверена, что у нас все будет хорошо.
Через занавеску я пристально смотрела на часы рядом с дверью в отделение, через которую входили посетители. Я не могла дождаться Мэгги, чтобы узнать, что сказал Том. Когда стрелки часов показали девять, мое сердце забилось от нетерпения. Ровно в одну минуту десятого в дверь вошел посыльный с огромным букетом ирисов. Пожалуйста, пусть они будут для меня, подумала я эгоистично. Мне всегда нравились ирисы. Я огляделась вокруг; никто из женщин не обратил на мужчину никакого внимания. Когда посыльный спросил что-то у медсестры, и она указала в мою сторону, я попыталась, подавить самодовольную улыбку. Я притворилась, что складываю детскую одежду, чтобы не выглядеть слишком нетерпеливой. Когда я почувствовала, что он уже стоит рядом с моей кроватью, я подняла глаза, готовая притвориться пораженной. Он отодвинул букет от своего лица, и я поняла, что это был не посыльный, доставляющий цветы. Это был Том.
Он сильно похудел с того раза, когда мы виделись с ним в Хэллоуин. На лице заострились скулы, но он не выглядел изможденным, скорее подтянутым. Его тело казалось тоньше, но мышцы все равно выступали под футболкой. Волосы были короче и посветлели на солнце. Лицо сильно загорело, из-за чего зеленые глаза сверкали как изумруды. На меня обрушились воспоминания о нашей последней ночи, о том, каким нежным и любящим он был со мной. Как мы были близки. Мне показалось, что я увидела своего старого друга, который уезжал на выходные. Не верилось, что мы столько времени не виделись на самом деле. Мне так хотелось снова обнять его, и чтобы он поцеловал меня так же, как в ту ночь. Шутить и смеяться с ним так, как это было целую вечность назад. Он выглядел потрясающе, но его одежда была мятой, а глаза выдавали усталость и напряжение, причиной которого, как я догадывалась, была я. Слишком многое произошло.
Он молча протянул мне цветы.
— Они прекрасны, — сказала я, закрывая глаза и вдыхая их аромат, не осмеливаясь поднять на него глаза.
— Это от мамы с папой, — сказал он решительно, и эти слова словно ударили меня. Я опустила голову, не осмеливаясь ничего говорить, боясь, что расплачусь.
— Мне нужно было принести тебе что-нибудь, но я не знал, что именно... Мне просто хотелось приехать прямо сюда. — Том подошел к колыбельке, где безмятежно спал наш сын. Он долго молча смотрел на него. — Почему ты не сказала мне раньше? — прошептал он, и его голос дрогнул.