Девять миллиардов имен Бога (сборник рассказов 1937-1953)
Шрифт:
– Я боялся, он не сумеет этого сделать. Какой невероятный труд потребовался, чтобы без чьей–либо помощи вывести корабль из орбиты, да еще в условиях, когда и дышать–то нечем! Сколько времени нам нужно, чтобы встретить его?
– Около часа. Он все же несколько отклонился в сторону, но тут мы сможем ему помочь.
– Хорошо. Просигнальте, пожалуйста, «Левиафану» и «Титану», чтобы они тоже стартовали.
Пока это сообщение пробивалось сквозь толщу облаков к планете, первый помощник задумчиво опросил:
– Интересно, что он сейчас
– Могу вам сказать. Он так рад своему спасению, что все остальное ему безразлично.
– Не думаю все–таки, чтобы мне было приятно бросить в космосе товарища ради возможности самому вернуться домой.
– Такое никому не может быть приятно. Но вы слышали их передачу: они мирно все обсудили и приняли единственно разумное решение.
– Разумное – возможно… Но как ужасно позволить кому–то спасти тебя ценой собственной жизни!
– Ах не сентиментальничайте! Уверен, случись такое с нами, вы вытолкнули бы меня в космос, не дав перед смертью помолиться!
– Если бы вы еще раньше не проделали этого со мной. Впрочем, «Геркулесу» такое едва ли угрожает. До сих пор мы ни разу не были в полете больше пяти дней. Толкуй тут о космической романтике!
Капитан промолчал. Прильнув к окуляру навигационного телескопа, он пытался отыскать «Стар Куин», который должен уже быть в пределах видимости. Пауза длилась довольно долго: капитан настраивал верньер. Потом он с удовлетворением объявил:
– Вот он, километрах в девяноста пяти от нас. Велите команде стать по местам… ну а его подбодрите: скажите, что мы будем на месте через тридцать минут, даже если это и не совсем так.
Грант был уже у двери, когда Мак–Нил мягко окликнул его:
– Куда вы спешите? Я, думал, мы собирались кое–что обсудить.
Чтобы не пролететь головой вперед, Грант схватился за дверь и медленно, недоверчиво обернулся к инженеру. Тому полагалось уже умереть, а он удобно сидел, и во взгляде его читалось что–то непонятное, какое–то новое, особое выражение.
– Сядьте! – сказал он резко, и с этой минуты власть на корабле как будто переменилась.
Грант подчинился против воли. Что–то здесь было не так, но он не представлял, что именно.
После длившейся целую вечность паузы Мак–Нил почти грустно сказал:
– Я был о вас лучшего мнения, Грант…
Грант обрел наконец голос, хотя сам не узнал его.
– О чем вы? – просипел он.
– А вы как думаете, о чем? – В тоне Мак–Нила едва слышалось раздражение. – Конечно, об этой небольшой попытке отравить меня.
Итак, для Гранта все кончилось. Но ему было уже все равно. Мак–Нил сосредоточенно разглядывал свои ухоженные ногти.
– Интересно, – спросил он так, как спрашивают, который час, – когда вы приняли решение убить меня?
Гранту казалось, что все это происходит на сцене – в жизни такого быть не могло.
– Только сегодня, – сказал он, веря, что говорит правду.
– Гм–м… – с сомнением произнес Мак–Нил и встал.
Грант проследил глазами, как он направился
– Наверно, мне следовало бы взбеситься, – тем же обыденным тоном продолжал Мак–Нил, зажав двумя пальцами пузырек. – Но я не бешусь – может быть, потому что я никогда не питал особых иллюзий относительно человеческой натуры. И я ведь, конечно, давно заметил, к чему идет дело.
Только последняя фраза полностью проникла в сознание Гранта.
– Вы… заметили, к чему идет?
– О боже, да! Боюсь, для настоящего преступника вы слишком простодушны.
– Ну и что же вы намерены теперь делать? – нетерпеливо спросил. Грант.
– Я, – спокойно ответил Мак–Нил, – продолжил бы дискуссию с того места, на каком она была прервана из–за этого кофе.
– Не думаете ли вы…
– Думаю! Думаю продолжить, как если бы ничего не произошло.
– Чушь! – вскричал Грант. – Вы хитрите!
Мак–Нил со вздохом опустил пузырек и твердо посмотрел на Гранта.
– Не ВАМ обвинять меня в интриганстве. Итак, я повторяю мое прежнее предложение, чтобы мы решили, кому принять яд… только решать мы будем теперь вдвоем. И яд, – он снова приподнял пузырек, – будет настоящий. От этой штуки остается лишь отвратительный вкус во рту.
У Гранта наконец мелькнула догадка.
– Вы подменили яд?
– Естественно. Вам, может быть, кажется, что вы хороший актер, Грант, но, по правде сказать, вас насквозь видно. Я понял, что вы что–то замышляете, пожалуй, раньше, чем вы сами отдали себе в этом отчет. За последние дни я обшарил весь корабль. Было даже забавно перебирать все способы, какими вы постараетесь от меня отделаться. Яд был настолько очевиден, что прежде всего я позаботился о нем. Но соль плохое дополнение к кофе.
Он снова невесело усмехнулся.
– Я рассчитал и более тонкие варианты. Я нашел уже пятнадцать абсолютно надежных способов убийства на космическом корабле. Но описывать их сейчас мне не хотелось бы.
«Это просто чудеса!» – думал Грант. С ним обходились не как с преступником, а как со школьником, не выучившим урока.
– И все–таки вы готовы начагь все сначала? – недоверчиво спросил он. – И в случае проигрыша даже сами принять яд?
Мак–Нил долго молчал. Потом медленно начал снова:
– Я вижу, вы все еще мне не верите. Но я постараюсь вам объяснить. В сущности, все очень просто. Я брал от жизни все, что мог, не слишком терзаясь угрызениями совести. Но все лучшее у меня уже позади, и я не так сильно цепляюсь за остатки, как вам, возможно, кажется. Однако кое–что, ПОКА я жив, мне совершенно необходимо. Вас это, может быть, удивит, но дело в том, Грант, что некоторые принципы у меня имеются. В частности, я… я всегда старался вести себя как цивилизованный человек. Не окажу, что это всегда мне удавалось. Но, сделав что–либо неподобающее, я старался загладить свою вину.