Девять совсем незнакомых людей
Шрифт:
Но проходило два, три, четыре года – и немалая их часть возвращалась в «Транквиллум-хаус» с тем же нездоровым видом, что и при первом приезде, а то и еще хуже. «Я оставила мои утренние медитации», – говорили они с извиняющимся видом, но не слишком извиняющимся; они, казалось, считали, что их промахи естественны, забавны, ожидаемы: «А в следующий раз я вернусь, потому что буду напиваться каждый день». «Я потеряла работу». «Я развелась». «Я попала в аварию». Маша лишь временно возвращала их на путь истинный. А когда случался кризис, они возвращались к своим установкам по умолчанию.
Этого было мало. По крайней мере, для Маши.
Вот почему требовался новый протокол. Не было никакой нужды для странной тревоги, которая не давала ей покоя по ночам.
Она открыла следующую папку. Бен и Джессика Чандлер.
На фотографии – привлекательная молодая пара на яхте. Они улыбались, обнажив зубы, но Маша не видела глаз за солнцезащитными очками. Они пометили в анкете консультации по вопросам брака, и Маша была уверена, что поможет им. Их проблемы явно еще свежи, не успели окаменеть за годы ссор и горечи. Любопытно, как они отреагируют на новый протокол.
Следующий – Ларс Ли. Сорок лет. Он прислал гламурный портрет с корпоративного сайта. Она прекрасно знала гостей такого типа. Такие рассматривали посещение оздоровительного пансионата как часть своего сибаритского режима, что-то вроде стрижки и маникюра. Он не будет пытаться протащить контрабанду, но будет считать, что неудобные правила не для него. Его реакция на новый протокол будет любопытна.
Кармел Шнейдер. Тридцать девять лет. Мать маленьких детей. Разведенная. Маша посмотрела на фотографию и неодобрительно хмыкнула. Она услышала голос своей матери: «Если женщина не ухаживает за собой, то ее муж ухаживает за другой женщиной». Зачуханная бедняга. Низкая самооценка. Кармел поставила галочки напротив всех пунктов, кроме «консультации по вопросам семьи и секса». Маша прониклась к ней за это теплым чувством. Нет проблем, моя лапочка. С тобой мне будет легко.
Тони Хогберн. Пятьдесят шесть. Тоже разведен. И тоже приехал для того, чтобы сбросить вес. Только этот пункт и отмечен. Он станет ворчливым, а может, и агрессивным, когда его тело, привычное к регулярным порциям допинга, начнет реагировать на перемену образа жизни. За этим потребуется наблюдение.
Следующая папка заставила ее нахмуриться.
А вот это, кажется, что-то необычное.
Семья Маркони. Наполеон и Хизер. Обоим по сорок восемь. Дочь Зои, двадцать лет.
Впервые за всю историю «Транквиллум-хауса» места в пансионате забронировала семья. К ней приезжало много пар, матери и дочери, братья, сестры, друзья, но никогда семья, а дочь будет самой молодой гостьей в истории пансионата.
Почему внешне совершенно здоровая двадцатилетняя девушка решила провести десять дней с родителями в лечебном пансионате? Расстройство пищевого поведения? Возможно. По мнению Маши, все они выглядели какими-то недокормленными. Какая-то семейная дисфункция?
Тот, кто заполнял анкету на семейную группу, поставил галочку только против одного пункта – «снятие стресса».
На фотографии, присланной семейством Маркони, были изображены все трое перед рождественской елкой. Это явно было селфи, потому что их головы располагались под забавными углами, чтобы оказаться в кадре. Они все улыбались, но глаза были безжизненными и пустыми.
«А с вами что случилось, мои лапочки?»
Глава 10
С третьим ударом колокола Хизер Маркони почувствовала, как на дом опустилась тишина, словно его накрыли мягким одеялом. Примечательно, насколько эта тишина была ощутима. Хизер ведь и прежде
Она как раз вышла из туалета, когда раздался первый удар, гораздо более громкий и требовательный, чем она предполагала. У нее было двоякое отношение к этому абсурдному требованию: молчать, не молчать (если бы они хотели поехать в пансионат молчунов, то прямо туда и поехали бы, огромное вам спасибо), но религиозный звук колокола застал ее врасплох. Игнорировать молчание после этого было бы неуважительно даже в приватной обстановке их собственного номера.
Ее муж сидел на старинном диване в углу, прижимал палец к губам, как школьный учитель, потому что Наполеон и был школьным учителем, любимым учителем в неблагополучном районе, а чтобы проработать двадцать пять лет, преподавая географию норовистым подросткам, и не принести домой некоторые из учительских привычек – такого еще не случалось.
«Не надо на меня шикать, дорогой. Я не твоя ученица. Если мне понадобится, буду говорить», – подумала Хизер. Она посмотрела на него, подмигнула, и Наполеон скосил взгляд, будто ему было что скрывать. Но ему как раз никогда не требовалось ничего скрывать, он был открытая книга, черт возьми, а причина, по которой он отвел глаза, – инструкция, в которой говорилось: «никаких глазных контактов в течение следующих пяти дней», а Наполеон никогда не забывал правил или указаний, даже таких бессмысленных и деспотичных, как это. Какая может быть польза от того, что муж и жена не будут смотреть в глаза друг другу? Но Наполеон строго подчинялся дорожным знакам и безропотно следовал любым бюрократическим установлениям. Для него соблюдать правила означало быть вежливым, проявлять уважение и способствовать сохранению цивилизованного общества.
Она разглядывала его, облаченного в слишком короткий халат, закинувшего одну волосатую ногу на другую. Словно супермодель, приглашенная на ток-шоу. Его два старших брата, упитанные приземистые крепыши, донимали его за эту женскую манеру, но он только улыбался и показывал им палец.
Волосы у него все еще были мокрые после посещения горячего источника и плавания в бассейне.
Горячие источники находились неподалеку от дома, нужно было лишь выйти через заднюю дверь и пройти по дорожке, щедро обставленной указателями. Возле источников было пусто. Они нашли Тайный грот, представлявший собой каменистую чашу в тени, едва вместившую их троих. Они устроились полукругом и наслаждались ландшафтом. Хизер и Зои слушали бесконечные рассказы Наполеона о том, как минералы в воде способствуют улучшению кровообращения, снижают уровень стресса и так далее и тому подобное; она не помнила толком, что он еще наговорил. Бесконечный монолог Наполеона был привычным фоном ее жизни, словно постоянно включенное радио. Лишь отдельные фразы доходили до подсознания. Его явно встревожила мысль о предстоящем пятидневном молчании, а потому он говорил даже быстрее обычного, без остановок, его голос бесконечно булькал, как булькала вокруг пенистая, теплая, пахнущая серой вода.
– Детка, конечно, я смогу пять дней не открывать рта! – заверил он Зои, которая с искренней озабоченностью на красивом лице смотрела на отца. – Если ты сможешь обойтись без своего телефона, а твоя мать без кофеина, то и я смогу обойтись без разговоров!
Потом они втроем охлаждались в бассейне: прохладная голубая хлорированная вода после горячего источника казалась просто волшебной. Хизер наблюдала за Зои, которая пыталась обогнать отца: он плыл баттерфляем, она свободным стилем, получив пятисекундную фору. Он выиграл, хотя и не хотел выигрывать, но не умел притворяться, как это случалось, когда она была маленькой. Потом они сели у бассейна, и Зои рассказала им забавную историю о своих университетских преподавателях. Хизер не очень понимала, что тут смешного, но по лицу дочери видела, что история должна быть смешной, так что смеяться было легко. Это был один из редких и особых моментов счастья. Хизер знала: они все трое отметили это, и надеялась, что это предзнаменование чего-то хорошего.