Девять женщин Андрея Миронова
Шрифт:
Однако ввиду болезни, которая съедала Миронова, он сократил свои концертные выступления. И отправлял Голубкину в подобные поездки одну. А сам, оставаясь в Москве, не скучал. Например, в конце октября 1982 года он отправился в Театральное училище имени Щукина, где в тот день проходила встреча его однокашников, посвященная 20-летию окончания театрального училища.
Вспоминает В. Лепко: «Перед встречей мы все друг друга обзвонили и договорились, что обязательно встретимся и будем отмечать, пришли в училище. И как всегда, после официальной части все разошлись по классам, по своим курсам, сидели, пили винцо, вспоминали. И вдруг, не знаю почему, никогда такого не было раньше, почему-то наши мальчики, однокурсники наши, куда-то
– Поехали все ко мне. Я сейчас всех своих любимых девочек беру к себе. Жена уехала на гастроли, а я сейчас человек холостой, я вас всех приглашаю в гости.
Он жил на Селезневке. И мы, конечно, очень радостные, решили поехать. Я, Эля Суханова, Аля Кремнева, Валя Шарыкина – человек шесть девочек и он. И он нас привез, нескольких в своей машине, остальным взял такси.
Мы приехали к нему. Дом был очень красивый. Он нам сначала показал, как он живет, как объединил две квартиры, сделал из них одну. И посадил нас в гостиной, с изумительной старинной мебелью, открыл бар, стал доставать всякие напитки. Тогда же ничего купить нельзя было.
– Девочки, что хотите, чай, кофе, мартини, кампари, шампанское, коньяки, вино?
Но это была прелюдия. Дальше началось главное действие. После того как мы освоились за столом, он повел нас в одну из маленьких комнаток, где у него находился… музей: не знаю, в каком-то невероятном количестве собранные дамские шляпки. Совершенно изумительные шляпки. Разных времен, разного фасона. И Андрюша всем нам сам надевал шляпки, примерял. «Тебе вот эта, нет, та тебе не идет, это не трогай, это ей».
Он сам, как художник, каждой из нас надевал шляпку, такую, какую он считал, что больше всего каждой из нас идет, в стиле, в образе, и мы все в этих разных шляпках потом пришли, сели за шикарный стол, он включил магнитофон, записи старинные, фокстрот, танго, и он с каждой из нас танцевал. С каждой по-своему, под каждую шляпку была определенная мелодия, определенный танец, вы себе не представляете! Вот я сейчас говорю, а у меня слезы. Воспоминание на всю жизнь. Он нам устроил такой праздник, мы были ему так благодарны. Но я же не знала, какая трагедия у него – совсем недавно умер Александр Семенович. А у меня еще в этот год трагические события в жизни произошли, погиб человек, которого я очень любила. Я была совершенно в невменяемом состоянии.
В тот вечер я забыла даже про это. Андрей ухитрился сделать нам бесценный подарок, он был так нежен со всеми. Такой мужчина, такой кавалер. Заботливый, внимательный, он так за нами ухаживал, он был такой актер, он нам устроил такой изумительный праздник, это был такой театр, в котором мы все принимали участие, для каждой из нас он нашел свою роль. И он сам был главным персонажем, при этом каждая женщина чувствовала, что она главная. В это мгновение, когда он с ней танцует, когда он говорит о ней тост. О каждой он говорил тост. Это было что-то потрясающее. Это я ему никогда не забуду. Мы все всегда вспоминаем, как мы собираемся.
Мы потом всем остальным рассказывали, нам все завидовали, кто не был на этом вечере.
Мы ушли от него, когда открылось метро. Мы провели вместе всю ночь и даже не заметили. Это была импровизация: он же не знал, что не будет мальчишек. Но ему захотелось праздника. Он был счастлив, потому что он получил огромное удовольствие сам, мы же это видели. И вот тогда он мне подарил изумительную фотографию. Он там очень хорош, глаза такие прекрасные. И подписал: ничего не написал особенного, только наш с ним знак. Были такие знаки, которые только я и он могли понять, еще в шестидесятом году: «Вика?!!!» и сердце, пронзенное стрелой. Расшифровывать это могли только мы с ним. «Целую, Андрей». И все. Три слова и много всяких знаков…»
Наступление Нового 1983 года
«Мы пустили за свой стол, о чем тут же и пожалели. Представьте, сидит она за столом, вдруг входит одна актриса, очень известная, не буду говорить кто, шикарно одетая, совершенно пьяная. И – «матовые слова»… Маша сползла с дивана под стол и потихоньку сбежала в свою комнату. Я иду к ней, говорю:
– Ну, что случилось?
– Мам, я там не могу сидеть, почему такая красивая женщина такая неприличная?
Вот, пожалуйста, мы ее оберегали, хотя все бесполезно, наоборот, не надо было оберегать, сама во всем прекрасно разбиралась…»
Тем временем здоровье Миронова постепенно ухудшается. По всему его телу пошли страшные фурункулы, гнойники покрывали всю его спину, воспалялись под мышками, в паху, так что руки-ноги было трудно поднять. М. Державин по этому поводу вспоминает: «В «Ревизоре», когда он падал, мы с Шурой Ширвиндтом пытались изловчиться и поймать его так, чтобы не дотронуться до больных мест под коленками, под мышками. Он страшно мучился. Дорогой парфюм заглушал аптечный запах разных мазей, которыми он спасался. Ему делали переливание крови, аутогемотерапию. Но ничего не помогало…»
Видимо, отчаявшись найти достойную помощь у традиционной медицины, Миронов обратился за помощью к знаменитой Джуне. Однако и ее способностей не хватило на то, чтобы вылечить болезнь. Потом Голубкина повезла Миронова к деду-знахарю, проживавшему в ста километрах от Москвы. Несмотря на серьезность ситуации, поездка получилась веселой. Вот как о ней вспоминает сама Л. Голубкина:
«Этого деда мне врач рекомендовал: «Лариса, поверь мне, если вы поедете к этому деду, есть какие-то определенные три или четыре заболевания, которые в деревне снимают: рожистые воспаления, стафилококковые дела, ячмени. Знаете, кроме смеха, никакой реакции. Андрей все время шутил. Когда мы приехали, дед какой-то смешной такой, полуспущенные штаны, неопрятный, нас увидел, посмотрел на меня, на него, он не знал Миронова, просто привезли больного, он смотрел, смотрел и говорит: «Где ты, болезный, такую бабу-то хорошую нашел?» Это было так смешно, и я поняла, что мне надо уходить в кусты, потому что дед на меня глаз положил. И несколько раз: «О, хорошая какая баба-то!» Андрей говорил: «Ты меня нарочно привезла сюда, чтобы дед этот тебя утвердил совсем». Дед тот дал нам снадобье, у нас эта бутылка простояла в кабинете на окне, пока она вся не испортилась. Андрюша даже не вспомнил о ней…»
Разуверившись в нетрадиционной медицине, Миронов в феврале 1985 года лег в больницу и был согласен с любым вердиктом врачей и любыми методами их лечения. А врачи предлагали только одно: операцию под названием лимфаденектомия. Это означало, что под общим наркозом Миронову должны были удалить лимфоузлы в тех местах, где была хроническая инфекция. Операция была тяжелой, но Миронов перенес ее мужественно. После нее ему стало значительно легче.
Пока Миронов был в больнице, в стране произошли очередные перемены на самом политическом верху: 10 марта из жизни ушел генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Черненко, и к власти в Кремле пришел один из самых молодых членов Политбюро – 54-летний Михаил Горбачев. Но Миронова эти события мало волновали, поскольку их затмила покупка первой в его жизни иномарки. А купила ее мужу Лариса Голубкина. Она однажды пришла к Миронову в больницу, а тот давай жаловаться: мол, вот какой я несчастный, у меня даже «Мерседеса» нет. Голубкина, которая была готова ради мужа, да еще пережившего тяжелую операцию, буквально на все, решила в лепешку расшибиться, но иномарку достать. И она отправилась к начальнику торгового управления Москвы.