Девятая директива
Шрифт:
— Само собой, — мягко сказал он, — вы будете работать только в одиночку.
Надо отдать начальству должное: оно знало, кому поручить этот разговор.
— Поймите, это не совместная операция. Да и как она может быть совместной? Управления не существует и никогда не существовало. Все очень просто: если другим службам повезет, то, значит, во время визита ничего не случится. Они примут все возможные меры предосторожности. Но есть один шанс из тысячи, что противник найдет-таки удачный план. Настолько удачный, что контрмеры не сработают. Такой план — и я уже докладывал об этом в Центр — можете разработать только вы.
Он опять принялся сновать взад-вперед по комнате. По-моему, он самого
— Поверьте, это не лесть. Ваша работа в Египте, на Кубе и в Берлине доказала, что, работая в одиночку и подвергаясь смертельному риску, вы способны провести операцию, на которой провалились бы десять, да что десять — сто работников лучше вас. И провалились бы только потому, что операция требует именно работы в одиночку. Вот почему выбор пал на вас.
На миг он замер перед витриной и уставился на лунный камень. Но не такой он человек, чтобы долго стоять на месте. Вот и сейчас он подошел ближе и встал передо мной:
— Больше ничего не могу вам сказать, пока не начнет поступать информация из министерства иностранных дел. Вы будете присутствовать на всех совещаниях в посольстве, и мы будем…
— От вас это не зависит, Ломэн.
Внезапно я понял, что он мне порядком надоел:
— И от меня тоже. Я отказываюсь.
— Не торопитесь, подумайте.
— Я уже все обдумал. Это полицейская работа. А я — разведчик-оперативник.
— Ну, если вам хочется играть словами…
— Я отказываюсь. Передайте, что они ошиблись.
— Не думаю. Я сам выбрал вас.
— Тогда ошиблись вы.
— Не думаю.
— Скажите, пусть отзывают Стайлза с Явы.
— Нет, я хочу, Квиллер, чтобы в операции участвовали вы. Именно вы.
Он уже не улыбался, в глазах сверкнула злоба. И куда только подевался весь его лоск.
— Давайте начистоту, — сказал он. — Можете сказать мне все, что вы обо мне думаете, но это займет слишком много времени и не повлияет на ваше окончательное решение. К тому же я невосприимчив к оскорблениям. А вот я вам скажу, что знаю о вас по собственному печальному опыту: вы — упрямый, недисциплинированный агент. Ваше поведение нелогично, несносное тщеславие то и дело толкает вас на сумасбродные поступки, работаете вы рискованно и опасно, руководить вами одно мучение, а когда вы лично являетесь в Лондон с отчетом, тут уж никто не знает, куда от вас деваться. Теперь учтите, если согласитесь выполнить это задание — а вы согласитесь, — то руководить вами во время операции и нести ответственность за все, что вы натворите, буду я; все это время мне будет очень несладко, и, поверьте, от этой перспективы я вовсе не в восторге, и тем не менее иду на это. Теперь о вас. Вам известно, что уважаемый человек, которого любят на родине и почитают за рубежом, мужественно бросает вызов угрозе убийства, а почему? Да потому, что он считает визит своим долгом. Вы не хуже меня знаете, что если все тщательно разработанные меры по его охране не сработают и если этого уважаемого человека убьют из-за вашего мелочного и склочного отношения ко мне как к руководителю операции, то виноваты в этом будете вы, и больше никто. Да вы умрете от раскаяния!
Всю эту тираду он выпалил, не сводя с меня сверкающих злобой глаз, и в эту минуту я ненавидел его больше, чем когда бы то ни было. Наконец он отвел глаза, поискал что-то на столе и сказал:
— Я вижу, вы весь лед уничтожили. Это похоже на вас.
Он позвонил в колокольчик:
— Вы не можете отказаться. Я уже в Лондоне знал, что не сможете. Вы выполните это задание. И когда Представитель прибудет в Бангкок, вы будете рисковать и подвергаться опасности вместе с ним. Так что валяйте, срывайте на мне злость, а потом мы выпьем, и я вас проинструктирую.
3. Куо
Английское слово “ассасин” — политический убийца — заимствовано из французского, но происходит от арабского “хашшашин” — “пожиратель гашиша”.
Предлагая мне Пангсапа в качестве возможного осведомителя, Ломэн руководствовался двумя вескими причинами: современный мужчина готов пойти на большой риск ради денег, еще на больший — ради женщины; но когда ему нужны наркотики, он готов на все. В этом состоянии, забыв об осторожности, он расскажет все и продаст всех таким, как Пангсапа, а потом сдастся на милость этих деспотов.
Пангсапа был контрабандистом наркотиков и, следовательно, знал людей, готовых за понюшку кокаина или убить, или продать своих друзей и их самые сокровенные тайны.
А нам нужна информация. Особенно о наемных убийцах. Поэтому-то Ломэн и направил меня к Пангсапа.
Ломэн знал, что мой единственный надежный связник в Бангкоке убит, потому что тогда, вечером, на Рама IV Роуд из-за плохого освещения его перепутали со мной.
Пангсапа хотелось поговорить, и я его не перебивал:
— Помню, ваша принцесса Александра несколько лет назад приезжала. Великолепно все прошло. Она сразу же всем понравилась, и мы придумали для нее новый титул — Прекрасная Посланница. И знаете — с тех пор ей во всех поездках сопутствует успех. Вот и в прошлом году ее прекрасно принимали в Токио. Англичане знают, что делают, когда посылают за границу интересных людей, а не зануд-дипломатов в мятых жилетах и с заученной сияющей улыбкой, точно он не дипломат, а жокей, который только что выиграл Дерби.
Я не сказал, зачем пришел. Ломэн должен был ему намекнуть. Меня интересовал только один вопрос: где искать профессионалов? Но ему хотелось поговорить.
— Вам, очевидно, моя любовь к членам английской королевской семьи кажется странной. Сам я родился в нищете. До сих пор помню, как меня однажды избил торговец за воровство. В то время выбирать не приходилось: или воруй, или подыхай с голоду. А дело было так: по реке плыла королевская процессия, ну я и прикинулся, будто глаз от нее оторвать не могу. Там была королевская барка со всеми украшениями. Никогда не видали? Огромная барка и вся покрыта листьями из чистого золота. Ну вот я и попытался стащить мешок риса, он валялся в грязной воде и наполовину вымок; дело было на одном из каналов рынка. Этого грязного риса мне хватило бы на шесть дней.
Пангсапа застенчиво улыбнулся:
— Вряд ли, сами понимаете, этот случай особенно расположил меня к тайской или любой другой монархии. Но в нашей жизни все так быстро меняется. Мой отец — или человек, которого я считал своим отцом — вместе с капитаном какого-то корабля занялся весьма опасным делом, и ему повезло. Можете себе представить — через пять лет я учился в Оксфорде.
Он сидел совершенно неподвижно с невинным выражением лица — ну прямо ангел:
— Я окончил экономический факультет. Но куда больше ценю духовный опыт, которым меня снисходительно одарила ваша страна. Именно в те годы я начал испытывать любовь к совершенно незнакомым людям — я сейчас снова говорю о представителях монархии.
Он слегка наклонился ко мне и, заметно шепелявя, сказал:
— Мне бы не хотелось, чтобы что-то случилось двадцать девятого числа.
— В ваших силах это предотвратить.
— Буду благодарен, если мне предоставят такую возможность.
— Но для этого мне нужно знать, где сейчас профессионалы. Находится кто-нибудь из них сейчас здесь? В Бангкоке?
— О каких профессионалах вы говорите?
Я встал с подушек и начал ходить по комнате. Может, его плохо проинструктировали?
— Ломэн у вас был?