Девятая могила
Шрифт:
На придиванном столике оставались лежать пять дел.
Пять расследований, которые официально велись, но в реальности были заморожены.
Везде проявлялось такое грубое и изощренное насилие, что, как и в случае с Карен Нойман, за этим не мог стоять новичок. Вместе с тем, все пять случаев заметно отличались друг от друга. Казалось, одно с другим никак не соотносится. Не только жертвы были разного возраста и выглядели по-разному, но и места преступления сильно разнились. Не говоря уже о различных способах действия.
Каждый случай
Ее мысли прервал мобильный. Звонил Кьель Рихтер, и она попыталась говорить как можно более серьезным тоном, хотя на самом деле испытала настоящее облегчение, что он обратился к ней, а не к Хеску. Согласно компании «Scandlines», паромы которой курсировали между Хельсингером и Хельсингборгом, прошлой ночью две машины снесли ворота на выезде из паромного терминала. Кьеля Рихтера послали туда для выяснения.
– Привет, Кьель. Ты еще в Хельсингере?
– Дуня, я к тебе хорошо отношусь. Но заруби себе на носу. Ты слишком много на себя взяла и рискуешь надорваться. И что бы ты ни делала, когда это произойдет, на меня не рассчитывай.
– Кьель, послушай меня. Это идея Слейзнера. Я так же мало понимаю, как и…
– Я в это не вмешиваюсь. Я собираюсь выполнять свою работу, но только и всего. Так и знай.
– Конечно. Я слышу, что ты говоришь, – сказала Дуня, глубоко вздохнув. – Но я думаю, ты позвонил не только для того, чтобы сказать, что ты еще одна курица, которая кудахчет в курятнике, но и немного рассказать о том, что ты сделал.
– А?.. Что?
– Что слышал, – сказала Дуня. – Ну? Ты что-то нашел? Если нет, я хочу…
– Я уже доложил все Яну и просто говорю, что еду домой.
– Но разве ты не должен докладывать мне? Слейзнер ведь более чем ясно это объяснил.
– Меньше всего я хочу оказаться между двух огней…
– Кьель, ты сказал, что будешь выполнять свою работу. Так давай, выполняй, и все будут довольны.
В трубке замолчали, и Дуня буквально слышала, как Рихтер взвешивает все «за» и «против».
– Я не помню, кому из вас это пришло в голову, но нет сомнений, что шведская машина и «БМВ» Ноймана были в паромном терминале и снесли ворота, выезжая из него.
Дуня встала с дивана.
– А потом? Куда потом ведут следы?
– Прямо на улицу Фэргевей. Но там уже давно все изъездили и убрали снег.
Дуня подошла к окну и убедилась, что снег опять стал кружить. Обычно она любила снег, особенно первый, который ложился на все серое чистым белым покрывалом, приглушал звуки и заставлял всех немного замедлить ход. Но не сейчас. В этот раз непогода означала только борьбу со временем. Каждая выпавшая снежинка помогала стирать
– Для твоего сведения: я зафиксировал все, что только можно. Теперь мне надо ехать.
– Кьель, подожди. Там у тебя тоже пошел снег?
– Он так и валит, и если я скоро не уеду, я не смогу вовремя забрать детей.
– Но я хочу, чтобы ты остался и…
– Как так остался? Четверг – единственный день, когда я забираю детей. Если я этого не сделаю, Софи все выходные не будет со мной разговаривать.
– Ничего не поделаешь. Я хочу, чтобы ты доделал дело до конца.
– Я уже все сделал! Ты что, плохо слышишь?
– Ты не закончил, пока я не сказала, что ты закончил.
Послышалось, как Рихтер издал тяжелый продолжительный вздох и собрался с духом.
– Ты думаешь, я не понимаю, чем ты занимаешься? Думаешь, я, черт возьми, не вижу, что ты…
– Ради бога, кто ведет следствие – я или ты? Делай, как тебе говорят, иначе будет поздно.
Наступила полная тишина, и Дуня поняла, что Рихтер, наверное, в таком же шоке от ее выходки, как и она сама. Она никогда ни на кого так не нападала. Даже когда была крайне возмущена Карстеном.
– Прежде чем ехать домой, ты поедешь дальше в северном направлении по улице Фэргевей и посмотришь, есть ли следы на обочине или машины свернули на какую-нибудь маленькую улицу.
– А какой в этом смысл, помимо того, что я опоздаю? Они могли, черт побери, поехать куда угодно, и у нас нет шанса…
– Делай, как тебе говорят, а не…
– Уже делаю.
– Хорошо. Как далеко ты продвинулся? – она быстро подошла к письменному столу под книжной полкой в углу, включила компьютер и вывела на экран порт Хельсингера.
– Я на площади Сташунспладсен, сворачиваю направо на улицу Хавнегаде и продолжаю ехать на север вдоль акватории порта.
– Хорошо, но тогда ты можешь видеть только с левой стороны, где стоят все дома, так ведь?
– Ты что себе думаешь? Это все равно что искать иголку в стоге сена – иголку, сделанную из сена. Но здесь много новых следов, поскольку снег валит как… Не знаю что. Но…
– Ты где сейчас?
– Еду более или менее вдоль порта и через какое-то время перееду улицу Нордре Страндвей.
– Поворачивай и поезжай в другую сторону.
– Что? Это почему? Там только портовая набережная.
– Делай, как тебе говорят, пока все опять не занесло снегом! Если будешь так тянуть, твоим детям придется ночевать в детском саду.
Дуня ждала какого-то протеста. Конечно, своей интонацией она дала понять, что шутит, но Кьель Рихтер славился тем, что не понимал иронии и совсем не обладал чувством юмора. До такой степени, что его коллеги по отделу начали называть его «шведом». Но он не смеялся даже над этим. Зато пошел к менеджеру по работе с персоналом и подал заявление о том, что его третируют, после чего созвали кризисное совещание.