Девятиэтажка

Рудакова Елена

– Советую забыть о мире за пределами стен Девятиэтажки и сосредоточиться на выживании, – нахмурившись, сказала Карина. – Мой опыт подсказывает, что людям бесполезно объяснять, убеждать, внушать… Просто со временем ты всё поймёшь и смиришься.

– Ты так просто, блин, это говоришь! – закричал Вадим. – Предлагаешь смириться с тем, что мы живём в замкнутой херовине с монстрами-гештальтами?

– Гештальтами? – переспросил Андрей Максимович, глядя на Карину.

– Тоже без понятия, – ответила та. – Вадим, успокойся. Пойдём, я покажу, как ты теперь будешь жить.

Доктор

достал из шкафа безобразно огромную телогрейку с масляными пятнами и отдал её Вадиму. Тот сперва брезгливо понёс её в руках, но стоило им выйти из квартиры, отапливаемой костром, как Вадим закутался, почувствовав ледяной ветер, гуляющий по этажу.

Они оказались в длинном коридоре, совершенно нетипичном для девятиэтажек. Скорее он был похож на казённый коридор старых государственных поликлиник, где из каждого кабинета пахло по-разному, но в равной степени омерзительно. Здесь же пахло дымом от костров, сооружаемых прямо у стен. Люди в помоечной одежде жались к огню или ходили между квартирами, стараясь не задерживаться на морозе лишнюю секунду, и заходили в двери без стука. Подальше от костров стояли ящики с едой, покрытые инеем и, очевидно, использующиеся, как морозилки.

Стены с облупившейся зелёной краской и побелкой кое-где были, как обоями, заклеены старыми советскими плакатами. «Не болтай!», «Родина-мать зовёт!», «К новым победам в труде и спорте!», «Зорко охраняйте склады, амбары, сараи с советским добром!»…

– Что произошло? – просил Вадим у своих спутников. Прочие люди в коридоре провожали новичка безразличным, немного сочувствующим взглядом.

– Так всё было изначально, – ответила Карина, плотнее прижимая капюшон к голове. – Мы пойдём к человеку, который прожил здесь дольше нас всех, вместе взятых.

– Заглянем к Филу по дороге, – сказал доктор.

Пробежав несколько дверей, они вломились в чью-то квартиру. Двушка, отапливаемая тремя кострами в разных комнатах, была исписана странными надписями. Присмотревшись, Вадим понял, что обои покрыты чертежами и формулами.

– Эй, Фил! – крикнул доктор.

– Ась? – из кухни появился полный парень с длинными рыжими волосами в тёплом свитере и с таким же армейским жетоном, как у Карины, на шее. В руке он сжимал паяльник.

– Что мастеришь сегодня? – спросил доктор.

– Снова мучаю мобильник, – Фил показал на бесформенный комок в другой руке. – Безуспешно.

– Как будто у него бывает успешно, – тихо сказала Карина, так что услышал только Вадим.

– А это кто? – Фил ткнул паяльником в сторону Вадима.

– Новенький, – махнул рукой доктор. – Спирт остался?

– Технический, – ответил Фил.

– Давай.

Забрав три бутылки спирта, они побежали по коридору, мимо таких же бегущих людей, и оказались в однушке, заваленной палками, заточенной арматурой и бог знает, чем ещё. В единственной комнате у костра, огороженного камнями, сидела девушка в шапке-ушанке да безразмерной телогрейке и жарила сосиски над огнём. Из-под шапки торчали растрёпанные светлые волосы до плеч.

– Очнулся? – спросила она Вадима, и тот узнал голос второй девушки, спасшей его на втором этаже.

– Да. Спасибо, – кивнул он.

– Есть

хочешь?

– Хочу.

Женщина пододвинула газету, на которой уже лежало несколько копчёных сосисок, и все взяли по одной. Вадим понял, что давно не ел и безумно голоден. Когда за десять секунд он расправился с первой большой сосиской, девушка отдала ему ту, которую только пожарила.

– Меня Настей зовут, – сказала хозяйка квартиры, расстёгивая телогрейку, чтобы насладиться жаром огня. На её шее висел жетон. – Хотя некоторые называют Мэром Пятого Этажа.

– Я Вадим. И большой он, этаж?

– Нас здесь около пятидесяти человек.

– Около? – нахмурился Вадим.

– Группа ушла за едой, так что к вечеру может стать меньше, – пояснила Карина, заправляя седую прядь за ухо.

– А это ещё что? – возмутилась Настя, глядя на бутылки спирта рядом с Андреем Максимовичем. – Я запретила алкоголь! Андрей Максимович, я столько раз тебя прощала, но теперь ты не стесняешься нарушать правила прямо в моём доме!

– Настенька, они для пациентов, – заискивающе улыбнулся доктор.

– Ну-ну, – нахмурилась Настя. – Узнаю, что ты снова спаиваешь людей якобы во имя лечения, выкину на улицу без куртки!

– Она шутит, она добрая, – тихо шепнул доктор на ухо Вадиму.

– Можно выйти на улицу? – изумился Вадим.

– Разумеется, можно, – ответила Настя, округляя глаза от удивления. – Откуда, по-твоему, мы берём еду?

– Откуда же мне знать? – пожал плечами Вадим.

– Вот смотри, – Настя подошла к окну.

В её квартире, так же, как и в других на пятом этаже, окна были плотно закрыты. Она раздвинула куски шерстяной ткани, служившие шторами, убрала завал на подоконнике из тряпок, старой одежды и кусков пенопласта, отодрала скотч с одной стороны стекла, удерживающий плотный кусок картона, и приоткрыла узкую щель окна, от которой повеяло арктическим холодом.

– Сколько там градусов? – спросил Вадим, наблюдая, как на стене рядом с щелью появляется иней.

– Фил думает, температура варьируется от минус семидесяти до минус ста, – ответила Настя. – Посмотри туда.

Вадим без удовольствия приблизился к окну и всмотрелся в темноту. Голубой снег, покрытый грубой коркой льда, застилал дорогу перед домом. Далее виднелся большой парк голых деревьев, за которыми возвышалась монолитная серая коробка с пустыми глазницами окон без стёкол. Серое здание странной звёздоподобной формы протянуло свои руки-корпуса вглубь парка и смотрело с высоты одиннадцати этажей на мрачный холодный лес.

– Что это? – спросил Вадим.

– Не узнаёшь? – Настя закрыла щель обратно и завалила тряпками. – Это Ховринская Заброшенная Больница.

– Ховринская… – задумался Вадим. – Мы же сейчас в районе Ховрино, да?

– Сложно сказать, где именно мы, – вмешалась Карина, сидящая у костра. – Но факт в том, что в Москве Ховринская больница на самом деле стоит прямо напротив Девятиэтажки.

– Я бы заметил эту бандуру, – махнул рукой за окно Вадим.

– Нет, летом за деревьями её почти не видно, – сказала Карина. – Вот я попала сюда зимой, поэтому сразу узнала пейзаж – это как будто реальная Москва.