Девятнадцать минут

Пиколт Джоди Линн

– Знаешь, Питер, может, нам с тобой следовало бы…

Рука Мэтта взметнулась вверх.

– Мистер МакКейб, у меня вопрос.

– Мэтт…

– Я серьезно. Я не могу прочитать имя на самом узком секторе. На оранжевом.

– Ах да, – сказал Питер. – Это мост. Человек, который подходит не только под одну категорию или который дружит с людьми из разных категорий. Как Джози.

Он повернулся к ней с невинным видом, и она почувствовала на себе взгляды всего класса, словно острия стрел. Она нагнулась над партой, будто увядший цветок, так, чтобы волосы закрыли лицо.

Честно говоря, она привыкла к чужим взглядам, иначе и быть не могло, если везде ходишь с Кортни. Но есть разница в том, как люди смотрят, когда хотят быть похожими на тебя, и когда смотрят, потому что неудача подняла их на уровень выше.

Как минимум, ребята вспомнят, что когда-то и она была чудачкой, которая дружила с Питером. Или решат что Питер в нее влюбился, а это плохо, потому что тогда насмешки никогда не кончатся. По классу, как электрошок, пронесся шепот. Кто-то прошептал: «Ненормально», и Джози изо всех сил молилась, чтобы это было сказано не о ней.

Бог все-таки есть, потому что в этот момент прозвенел звонок.

– Ну, Джози, – сказал Дрю. – Ты какой мост: Золотые Ворота?

Джози попыталась запихнуть свои учебники в рюкзак, но они упали на пол, раскрывшись.

– Лондонский, – хихикнул Джон Эберхард. – Смотри, уже рассыпается.

К этому времени кто-то из ее класса наверняка уже рассказал о случившемся на уроке кому-то в коридоре. Насмешки будут преследовать ее, словно грохот консервных банок, привязанных к кошачьему хвосту, весь день или даже дольше.

Она сообразила, что кто-то пытается помочь ей собрать книги, а потом – секунду спустя, – что этот кто-то был Питером.

– Не надо, – сказала Джози, поднимая руки, будто создавая вокруг силовое поле, чтобы заставить Питера остановиться. – Никогда даже не заговаривай со мной, понял?

Выйдя из класса, она слепо шла по коридорам, пока не оказалась в небольшом холле перед мастерской. Как наивна была Джози, думая, что, оказавшись в кругу популярных ребят, она там прочно закрепилась. Но этот круг существовал только потому, что кто-то провел черту, оставив всех остальных за его пределами, и эта черта постоянно двигалась. И неожиданно для себя, не сделав ничего плохого, можно было оказаться по ту ее сторону.

О чем Питер не сказал, так это о том, насколько хрупкой является популярность. Ирония в том, что она вовсе не была мостом. Она полностью перешла на ту сторону. Она исключила других людей, чтобы попасть туда, куда так сильно хотела. И почему эти люди должны радоваться ее возвращению?

– Эй.

При звуке голоса Мэтта у Джози перехватило дыхание.

– Чтобы ты знал, я ним не дружу.

– Ну, вообще-то, он был прав на твой счет.

Джози моргнула. Она не однажды видела, каким жестоким может быть Мэтт: как он стрелял резинкой по ученикам-иностранцам, изучающим английский, которые не знали языка и не могли на него пожаловаться; как он назвал полную девочку Ходячим Землетрясением; как он спрятал учебник математики одного застенчивого мальчика, чтобы посмотреть, как тот перепугается, решив, что потерял его. Тогда это было смешно, потому что не касалось Джози. Но почувствовать себя объектом его

насмешек было все равно что получить пощечину. Она ошиблась, полагая, что дружба с правильной компанией гарантирует ей иммунитет, все оказалось совсем не так. Они всеравно тебя растопчут, потому что это сделает их интереснее, круче и непохожими на тебя.

Видеть, как Мэтт улыбается, считая ее всеобщим посмешищем, было еще больнее потому, что она считала его своим другом. И честно говоря, иногда ей хотелось, чтобы он был больше чем просто другом: когда его челка падала на глаза, а лицо медленно расплывалось в улыбке, она теряла дар речи. Но Мэтт действовал так на всех, даже на Кортни, которая в шестом классе встречалась с ним две недели.

– Никогда не думал, что гомик может сказать что-то дельное, но ведь мосты созданы для того, чтобы переправлять из одного места в другое, – сказал Мэтт. – Именно это ты со мной и делаешь.

Он взял руку Джози и прижал к своей груди.

Его сердце билось так сильно, что она это почувствовала, словно его можно было взять в ладонь. Когда она подняла на него широко открытые глаза, он наклонился и поцеловал ее. Это был умопомрачительный момент. Джози казалось, что вкус его жаркого дыхания похож на леденец с корицей, который щиплет язык.

Наконец вспомнив, что нужно дышать, Джози оторвалась от Мэтта. Она никогда так не чувствовала каждый сантиметр своего тела, даже части, скрытые под одеждой, ожили.

– Господи, – проговорил Мэтт, отстраняясь.

Она запаниковала. Возможно, он вспомнил, что целовался с той, кто пять минут назад была парией. Или, может быть, она сделала что-то не так во время поцелуя. Ведь не существует пособий по поцелуям, прочитав которые, можно было бы быть уверенным, что все делаешь правильно.

– Наверное, я не очень хорошо целуюсь, – запинаясь, проговорила Джози.

Мэтт поднял брови.

– Если ты начнешь делать это намного лучше… то убьешь меня.

Джози почувствовала, как внутри, словно пламя свечи, загорается улыбка.

– Правда?

Он кивнул.

– Это был мой первый поцелуй, – призналась она.

Когда Мэтт прикоснулся к ее нижней губе большим пальцем, она ощутила это всем телом – от кончиков пальцев до горла, до тепла между ног.

– Что ж, – сказал он. – Но точно не последний.

Алекс приводила себя в порядок в ванной комнате, когда туда заглянула Джози в поисках лезвия.

– Что это? – спросила Джози, внимательно рассматривая лицо Алекс в зеркальном отражении, словно оно принадлежало незнакомке.

– Тушь для ресниц.

– Я знаю, что это, – сказала Джози. – Я спрашиваю, что тушь делает на твоих ресницах?

– Может, мне просто захотелось накраситься.

Джози, улыбаясь, присела на край ванны.

– А может, я английская королева. В чем дело?… Фотографируешься для какого-нибудь юридического журнала? – Вдруг ее брови взлетели вверх. – Не может быть, чтобы у тебя было что-то вроде свидания, или может?

– Не «вроде», а свидание, – ответила Алекс, нанося румяна. – Самое настоящее.