Девятый герцог Империи
Шрифт:
– Чего изволите, благородный сэр?
Я хмыкнул, глядя на этого расторопного и явно неглупого паренька, нацепившего белый фартук поверх легкой одежды и щеголяющего с полотенцем на сгибе левой руки. Он тотчас принялся поедать меня преданным взглядом в ожидании моего решения, при этом старательно игнорируя присутствующую рядом Энжель. Как бы подчеркивая тем самым, что это уж точно не его дело, кого привел обладающий рыцарским поясом посетитель. Хоть даже выглядящую сущей нищенкой девушку. Лишь бы платил.
Обведя взглядом не заполненный и на четверть зал,
– Купальню. Леди. Мне. Две хорошие комнаты по соседству. И мечите на стол поесть. Пока – что приготовлено, а там определимся. – Придержав собравшегося было метнуться исполнять мой заказ паренька, спросил: – Да, кстати, в вашем городке есть приличный портной?
– Разумеется, сэр, – кивнул парень.
– А хороший скорняк? – продолжил я расспросы.
– Тоже есть, – уверенно ответили мне.
– Тогда отправь кого-нибудь за ними, – практически не задумываясь, велел я.
Ну а что? Не самим же нам, уставшим таким, бегать по швейным и скорняжным лавкам в поисках нужных мастеров. Да и пора мне уже привыкать к своему благородному статусу и соответствующим ему привилегиям, пора…
Разобравшись с самым насущным, так сказать, я помог Энжель усесться за одним из свободных столов. У окна. Повесив дорожную суму на спинку стула, сам за ним же расположился, устроившись прямо напротив девушки. Чтобы удобней было общаться за трапезой. Поговорить-то нам нужно о многом.
Правда, разговор поначалу не клеился – ну никак мне не приходило в голову, с чего, собственно, начать… А Энжель – Энжель, аккуратно сложив ручки на расстеленной на коленях салфетке, не спешила сама затевать расспросы. И вообще, судя по голодному блеску ее глаз, неотрывно следящих за серебряным блюдом с обложенной зеленью жареной птицей, которое девушка-прислуга вынесла из кухни, и тому искреннему разочарованию, что отчетливо проступило на лице Энжель, когда выяснилось, что это яство направляется не к нам, а к дальнему столу, занятому небольшой компанией, ей больше хотелось есть, чем говорить.
– На каторге было совсем плохо с едой, да? – тихонько обратился я к спутнице, с жалостью глядя на то, как она сглотнула в момент, когда большое блюдо с запеченным целиком гусем опустилось на чужой стол.
– Да нет, в целом кормят там достаточно сытно, – быстренько отводя взгляд от такого притягательного жаркого, ответила явственно смутившаяся девушка. Немножко вымученно улыбнувшись, уточнила, видя нарисовавшееся на моем лице непонимание того, отчего же тогда она так голодна: – Просто для этого нужно достаточно хорошо работать.
– Что значит «достаточно хорошо работать»? – сдвинув брови, недоуменно переспросил я.
– Ну, к примеру, тот, кто не исполняет дневной урок, остается без ужина, – пояснила потупившаяся Энж.
– И ты часто без него оставалась? – сочувственно молвил я, догадываясь, что так оно и было.
– Часто, – подтвердила девушка, устремив взгляд на свои руки, теребящие салфетку. – Просто я совсем непривычна к такой работе, – тихо-тихо произнесла она, вроде как оправдываясь
«Ну это и неудивительно, – подумал я. – Откуда взяться умению выделывать кожу и красить ткань у юной леди?» Поборов возникший в горле спазм, я с искренним участием спросил:
– Что, совсем тяжело тебе приходилось?
Энж, не поднимая глаз, кивнула. А потом, помолчав, поделилась:
– Самое жуткое – это когда на дубильные чаны ставят. Устаешь вроде и не сильно, а алхимическим реагентом так надышишься, напитаешься, что потом целую ночь уснуть не можешь, потому что все кости ломит, как от стылой лихоманки. – Поежившись, она прошептала: – Хорошо хоть на эти чаны чаще, чем раз в три дня, не ставят.
– Да уж, – только и смог сказать на это я.
Не сдержав охвативших меня чувств, протянул руку, ободряюще коснулся плеча Энж и ласково погладил ее. Получив в ответ благодарную улыбку и тихое:
– Спасибо.
– А что же выходные? Разве после особенно тяжелой работы каторжанкам не дают отдохнуть? – спросил я.
– Выходные? Какие еще выходные? – несказанно удивилась, вскинув на меня взгляд, девушка.
– Ну, мне старший триарх… этот, как его… Оскар Бартинелли… говорил, что полагаются они каторжанкам, дескать… вроде как, – попытался растолковать я, но в итоге смешался и растерянно уставился на недоуменно хлопающую глазами девушку.
– А, эти выходные, – кивнула златовласка, похоже, наконец-таки сообразив, о чем идет речь. – Один, Кэр. Каторжанкам полагается всего один выходной в год, – чуть кривовато улыбнувшись, сказала она. – Поэтому многие там свой срок заключения не в годах, а в выходных днях исчисляют…
– А что насчет праздничных дней? – перебил я ее, начиная подозревать, что просвещавший меня о каторжных порядках Бартинелли слишком уж все приукрасил. Или, вернее, просто умолчал о многих важных моментах, все сильно меняющих в нарисованной им благостной картинке.
– Их немного, – вздохнув, пожала плечами девушка. – Да и сокращенный двенадцатичасовой день лучше, конечно, обычного, четырнадцатичасового, но не так чтобы сильно.
– Нет, в самом деле, в Надзорном ведомстве порядочные люди не служат! – возмущенно произнес я, озлившись на себя, доверчивого лопуха, и на этого брехуна Оскара. С трудом погасив обуявшую меня злобу, буркнул: – Мало того что обременяют слабых женщин тяжкой многочасовой работой, не давая им никакого отдыха, так еще и не кормят толком.
– Это каторга, Кэр, – без тени улыбки заметила Энж и теперь сама уже успокаивающе коснулась рукой моего плеча. – Да ничего, жить там все же можно. Даже если оставаться без ужина. – Но прозвучали ее слова не слишком-то уверенно, и, поняв это, девушка добавила: – Ведь ночь можно и перетерпеть, а для восполнения сил вполне достаточно сытных завтрака и обеда.
На что я довольно скептически хмыкнул. Ибо говоря все это, Энжель не удосужилась убрать голодный блеск из своих глаз… Да и как ни крути, а заметно осунулась она за время, проведенное на каторге. Значит, ее питание было явно недостаточным.