Девятый круг
Шрифт:
А они по-прежнему стояли не шелохнувшись и молча смотрели на меня, видимо боясь пошевелиться. Но мне нужно было, чтобы они исчезли. Взгляд карих глаз того паренька терзал мою душу.
— Убирайтесь, — сказал я тихо, почти шепотом.
Они рванулись к двери так, словно всех троих бросила вперед, распрямившись, невидимая пружина, и спустя мгновение в вестибюле никого не было.
Я сумасшедший, меня нужно изолировать. Чего я сейчас чуть не натворил? Боже, я что, действительно такой неуравновешенный? Нет, это просто он так сильно разозлил меня, когда начал издеваться над Кейси. Он был угрозой для нее, поэтому я хотел
Если бы я был сам по себе, один, то, наверное, бросился бы в свою квартиру, запер двери, погасил свет и долгие часы сидел в темноте, обхватив голову руками и покачиваясь взад-вперед. Но здесь была Кейси, и она нуждалась во мне, поэтому, сделав над собой огромное усилие, я собрался с духом. Преодолевая знакомое отвращение, я вытер перепачканные кровью руки, откинул назад свесившиеся на глаза волосы и пошел туда, где она все еще всхлипывала в углу, возле лестницы. Когда я дотронулся до нее, она взвизгнула и инстинктивно бросилась на меня, вряд ли осознавая, кто я такой.
— Эй! — крикнул я. — Кейси, это я, Габриель. Все в порядке, их здесь больше нет. Они ушли и не вернутся.
Неожиданно она повернулась и, плача и дрожа всем телом, приникла ко мне, ее слезы потекли мне на грудь. На мгновение я растерялся, но быстро пришел в себя и, обняв ее, стал тихо говорить. Это помогло, ее истерика постепенно проходила. Серьезных травм у нее не было, хотя через некоторое время под глазом должен был появиться синяк. Но она, конечно, сильно испугалась — как за себя, так и за своего будущего ребенка. Как только она оказалась рядом со мной, я сразу стал успокаиваться по поводу того, что произошло. Кейси оказалась в опасности, а я защитил ее, только и всего. Ни один из парней серьезно не пострадал, и, кто знает, может, теперь они дважды подумают, прежде чем напасть еще на кого-нибудь. Может, вместо этого они будут сидеть дома и выполнять домашние задания. И может, благодаря тому, что я с ними сделал, их жизнь станет лучше!
Сегодня аура вокруг Кейси была золотистой, и, пока мы стояли вплотную друг к другу, она расширилась и охватила нас обоих. Я с изумлением смотрел на нее поверх головы Кейси и удивлялся, как может она пребывать в неведении относительно такой красоты. Когда она наконец успокоилась, я проводил ее наверх, до дверей квартиры, по пути подняв с пола брошенную грабителями сумку. Плакать Кейси перестала, но все еще дрожала, и, когда я спросил, не хочет ли она, чтобы я некоторое время побыл с ней, она сразу же согласилась.
Ее лицо по-прежнему оставалось смертельно бледным, поэтому я усадил ее за небольшой кухонный столик, вскипятил чайник и приготовил для нее чай. Потом я дал ей пакет с замороженными овощами, чтобы она приложила его под глазом к щеке, которая уже начала опухать. Я заботился о ней. Она была связана со мной, и в мои намерения входило обеспечивать ее безопасность. Я поставил перед ней кружку с чаем и сел напротив нее по другую сторону стола.
— Почему ты сразу же не отдала им сумку? — тихо спросил я.
— Не знаю, — ответила она. — Я испугалась. Совсем потеряла голову. В сумке лежала наша арендная плата.
Я вздохнул:
— Послушай, Кейси, если что-либо подобное когда-нибудь случится с тобой снова, отдай им то, что они хотят, и беги прочь так быстро, как только сможешь. Даже если у тебя через плечо
Кейси кивнула:
— Я знаю… Дело в том, что прежде со мной ничего подобного никогда не случалось. У моих родителей много денег. Мы всегда жили в хороших условиях… — Она умолкла.
— Если бы я дал тебе столько денег, сколько ты получаешь за свою работу, ты стала бы по ночам оставаться здесь, в своей квартире? — вдруг спросил я.
Услышав такое предложение, она вздрогнула.
— Габриель, я не могу сделать этого, — сказала она, — Я не могу брать у вас деньги.
— Для меня деньги не имеют значения, — быстро проговорил я. — Поверь, я очень обеспеченный человек, это никак не отразится на мне. Послушай, сейчас у тебя нет возможности подумать даже о себе, а ведь скоро тебе придется заботиться и о своем ребенке. Пожалуйста, позволь мне помогать тебе. И мне совершенно ничего не нужно взамен.
Несколько секунд она колебалась, покусывая губу. Потом молча кивнула, ее глаза снова наполнились слезами, и она рассказала мне правду о том, как ее родители, узнав о ее беременности, отреклись от нее и как она в панике бежала от них, прихватив с собой младшего брата.
— У нас произошел большой скандал с руганью и криками, — рассказывала она упавшим голосом. — Мой папа обозвал меня вруньей и… грязной шлюхой. А ведь я никогда даже не целовалась с мальчиком, не целовалась по-настоящему, в губы… если не считать того, что сейчас произошло там, внизу. Да, один раз я поцеловала Гарри в щеку — он был моим приятелем, когда мне было четырнадцать, — но разве это считается? Ведь нет же? Под конец я даже не могла смотреть на своего папочку, потому что он даже не пытался скрыть отвращения, которое испытывал ко мне, а я не могла заставить себя видеть выражение его лица, с каким он смотрел на меня.
Они говорили, что я и мой бойфренд должны обладать хоть каким-то чувством ответственности. Они говорили, что он должен поддерживать меня, хотя я продолжала твердить им, что никакого бойфренда у меня нет. Единственным местом, куда я могла уйти, был дом бабушки и дедушки, но они сказали, что не могут принять меня. Они сказали, что это не то место, где я смогу найти убежище вопреки воле моих родителей. Знаете ли вы, какое чувство испытываешь, оказавшись в таком состоянии, когда уже больше не можешь просить о помощи, потому что если в ответ еще раз услышишь от еще одного человека «нет», то потеряешь всякую надежду?
Вот почему я захотела, чтобы Тоби был со мной. Он никогда не осуждал меня и был единственным, кто поверил мне. У меня никогда ни с кем не было секса, но если бы даже и был — разве это настолько мерзко, что все они должны так ополчиться против меня? Я не могу представить себе, какой ужасный поступок должен был бы совершить Тоби, чтобы я перестала его любить. Я опасалась, что они могут сделать так, что я больше никогда не увижу брата. Поэтому когда я уходила, то забрала Тоби с собой. Некоторое время мы ютились в ночлежке, пока не перебрались сюда… Но я не могу присматривать за ним. У меня нет денег — доступ к банковским счетам, который был у меня раньше, родители заблокировали, поэтому я больше не могу пользоваться кредитными картами. И все дело в том, что я не хотела оставаться в полном одиночестве, не имея рядом ни единого близкого мне человека. Это вы можете понять?