Девятый
Шрифт:
Конфидус ел молча, а вот после, когда подали чай с костра, решил устроить мне допрос:
– Скажите, Дан, а сколько вам лет?
Про прежнее тело я ответ знал – двадцать девять. Да только оно уже восемь дней как мертво – лежит сейчас в могиле, где-нибудь на не особо престижном кладбище, и подбираются к нему голодные беспозвоночные создания… От этой мысли слегка передернуло, и епископ, неправильно поняв гримасу, поспешно поднял руки:
– Да не надо говорить, если не хотите, – я просто из пустого любопытства интересуюсь.
– Просто молод я еще – возраст не тот, чтобы хвастать, – ушел от ответа дипломатично: ведь и сам не знал, сколько этому телу.
– Если в таком юном возрасте столького добились – значит, лукавите, есть чем похвалиться.
– И
– Вы полноправный полуденный страж, раз самостоятельно странствуете по опоганенным землям, и за вами вон сколько людей пошло – небольшая армия. Простому юнцу вряд ли по силам удержать вместе варваров-бакайцев и иридиан.
– Как раз ничего сложного: и тем, и другим это выгодно. Будь на моем месте бобер на лыжах – без разницы: все бы за ним пошли.
– Не надо преуменьшать своих заслуг. Уж бакайцы вас точно уважают – хотя бы за то, что в бою против погани хорошо себя проявили.
– Подколоть бурдюка не сильно сложно – все так говорят.
– Ага, слыхал такое. А полностью эта поговорка звучит так: «Подколоть бурдюка несложно – гораздо сложнее найти прачку, которая после этого сможет штаны отстирать». В оригинале текст более груб и вульгарен – вы уж извините: сан не позволяет такое вслух произносить.
– Конфидус, вы, как я догадываюсь, не с рождения при еретиках. Зачем вас, неглупого человека, понесло в религию?
– Ради будущего… все ради будущего… Вы верите в будущее нашего мира?
– Вы что имеете в виду?
– О погани, разрастающейся будто плесень, и не видно этому остановки. О дикости, чья плесень растет еще быстрее. Наш мир медленно умирает – его пожирает гниль. На нашу жизнь его еще хватит, но вот что мы оставим внукам? Я не знаю… и не верю в хорошее… Не верю, что будущее появится само собой – за него надо побороться. А вы как думаете?
– Еще не задумывался, но точно знаю, что церковники вроде вас постоянно такое рассказывают: смерть идет, последние дни наступают, нравы падают, нечисть из углов выползает – покайтесь, пока не поздно, молитесь и не забывайте жертвовать на новый храм.
– Вы решили, что я вам проповедь читать собрался? Эх, молодость… Дан, я не о вере вовсе: я о том, что происходит здесь и сейчас. При желании мы можем свернуть с пути и осмотреть руины, что на карте обозначены, – еще три поколения назад там был цветущий город, а теперь лишь прах. Лес, звери – и ни одного человека. Даже погань отсюда ушла – завоевывать новые земли и жизни. В этом городе вы, возможно, увидите развалины величественных зданий: больше таких не возводят. Почему? Потеряны знания или просто уже не хотят тратить сил на бесполезную красоту. Знания и умение их применить – вот высшая ценность.
– И в чем заключается ценность? – с интересом уточнил я.
– Оглянитесь – эту землю люди потеряли. Почему? У них ведь были мечи и боевые топоры, воины в крепкой броне, стрелы с железными наконечниками. Почему же они не смогли защититься? Да потому что враг оказался сильнее. Мы слабеем, а они усиливаются. Чем дальше, тем будет хуже – что к ним от нас попало, то уже никогда не возвращается. Мы проиграем эту войну, если не изменим ее правил. Вы ведь видели наши огневые копья? Понравилось?
– Интересное оружие, но насчет понравилось – вряд ли: я едва не погиб.
– До совершенства огненному копью далеко, но это все же лучше, чем расстреливать карпиду из луков – бурдюку и тысячи зажигательных стрел может оказаться мало. Или как раньше: рубили ему шкуру секирами, опутывали лапы, накрывали сетями, кололи длинными рогатинами и прижигали раны смоляными факелами. А теперь один удачный удар – и тварь прекращает бой. А знаете, что самое забавное? Никто не хотел брать это новое оружие – все привыкли воевать по старинке, и новшества, да еще из рук еретиков, не принимали. Я тогда был грозой запада – младший сын, не имеющий прав на наследство, зато имеющий отряд лучших наемников в мире. Триста сорок пять бойцов нас было против орды – дни мрака… глубокий рейд погани. Город спасти могли лишь мы. Наниматель на коленях стоял,
– Ничего – слушать было интересно. К тому же сам спросил.
– Да – теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я стал иридианином.
– Понимаю – крестились огненным копьем…
– Можно сказать и так. Мне пришлось стать другим и от многого отказаться, но я ни разу еще об этом не пожалел. И пока жив, сделаю все, чтобы вещей, подобных такому копью, и лучших, чем оно, становилось больше и больше – если мы не можем победить старым оружием, то надо придумать новое. Мы не только работать умеем – мы еще умеем сохранять знания и преумножать их. Знания – вот в чем наша сила, а не в бесполезных мечах. Не за догмы нас церковь проклинает, а за знания, которые эти догмы опровергают.
– Знание – сила, – улыбнулся я, вспоминая Здравствуйте. Епископу он бы понравился.
* * *
На ночевку свернули к реке – озер или ручьев впереди не обнаружилось, а без воды никуда. Разведчики заранее выбрали удобное место: крутой перегиб реки, окружающий площадку ровного луга почти со всех сторон. Твари не очень ладили с водой, особенно с текучей – идти через нее в атаку не любят (именно поэтому, видимо, граница погани обычно проходит по рекам – легче оборонять). Так что главный удар следовало ожидать с перешейка шириной шагов в сто – там поставили повозки в два ряда, а сам лагерь окружили в один ряд.
Дров здесь не было, но до темноты успели натаскать из леса и насобирать по берегу коряг, так что хватило и на приготовление горячей пищи, и на просто «посидеть у костра».
Наворачивая пшенную кашу, я, задумчиво уставившись на огонь, краем глаза поглядывал на Зеленого, а краем уха прислушивался к отдаленным звукам. Попугай, трезвый как стеклышко, с видом паиньки поклевывал рассыпанный для него овес, не проявляя ни малейших признаков беспокойства. Органы слуха тоже не улавливали ничего угрожающего. Похоже, погани в ближних окрестностях нет. Интересно – что сейчас происходит в районе городка?