Деза. Четвертая власть против СССР

Кожемяко Виктор Стефанович

Колодный этого не сделал. Он вообще тогда никому ничего о рукописях не рассказал. «Московская правда», как сам он пишет, «не щадя газетной площади», публиковала его материалы на шолоховскую тему, но это были материалы краеведческого характера – о жизни и друзьях писателя в Москве.

Тема рукописей возникает лишь в 1990 году! Для точности процитирую справку, составленную опять-таки самим Колодным – в связи с представлением его книги журналистам: «19 мая 1990 года впервые ТАСС сообщил: «Найдены рукописные главы романа «Тихий Дон». На следующий день две главы 1925 года опубликованы в «Московской правде».

Вот когда

мир узнал о сенсационной находке московского журналиста Льва Колодного. Минимум шесть с половиной лет спустя после того, как она состоялась!

Не странно ли?

Причины – позже, пока факт. Да и когда стал Лев Ефимович писать, говорить о найденной рукописи, воспринималось это тоже весьма непонятно и странно. Помню собственное недоумение: разговор-то идет, но самой рукописи нет. Ее никто не видел.

Правда, Колодный опубликует копии некоторых страниц. Ученым и всем интересующимся предлагалось довольствоваться ими, а также описаниями Льва Ефимовича. Несколько ксерокопированных страниц оставил в ИМЛИ после своего доклада. «Бросил им», как он говорит. Но ведь лишь несколько и опять копии…

Словом, действительно, все это носило какой-то странный характер. И даже в 1995 году, когда выйдет книга Колодного «Кто написал «Тихий Дон», на вполне естественный читательский вопрос, где же все-таки были найдены рукописи и где они теперь находятся, автор отвечал кратко и очень загадочно: «В надежных руках».

Что скрывалось за этой загадочностью?

Раскрылось только в конце прошлого года, когда рукописи были найдены Институтом мировой литературы. При активном содействии помощников – верных и бескорыстных друзей Шолохова.

На продажу подарил ей Шолохов или так распорядились без него?

В 1929 году Михаил Александрович привез из Вешенской в столицу черновики, варианты и беловики двух первых книг своего романа для предъявления в писательскую комиссию, которая должна была расследовать возникшую вдруг версию о плагиате. А когда расследование закончилось, оставил эти бумаги у своего друга – писателя Василия Кудашева. В московской его квартире.

Шло время. В июне 1941-го грянула война, а 4 июля Кудашев, добровольцем записавшись в ополчение, уходит на фронт. Но словно чувствовал он: понадобятся, да еще как понадобятся старые бумаги его другу! Понимал великую их ценность. Потому, наверное, вспомнив о них, уже 9 августа пишет жене: «Если Михаил в Москве – проси его немедленно вызвать меня через Политуправление на несколько дней. Мне необходимо сдать ему оригинал рукописи «Тихого Дона». Если Михаила нет в Москве, пиши ему срочно в Вешенскую».

Теперь в архиве Кудашева, недавно переданном Институту мировой литературы, аналогичных писем найдено несколько.

Однако немедленно вызвать друга с фронта Шолохов не смог. Он сам в это время был на фронте. Когда же в октябре появился в столице, то пришел к жене друга и, узнав его адрес, сразу ему написал: «Думаю, что увидимся в Москве».

Но было уже поздно. Армия, в которой находился Кудашев, попала в окружение под Юхновом, и он оказался в плену. Пропал без вести, как сообщили тогда жене. Есть свидетельства, что в конце 1943 года Василий Михайлович был в немецком концлагере в Померании, где скорее всего и погиб.

А рукописи «Тихого Дона»?

Они остались в его квартире, в распоряжении жены. На нее-то, Матильду

Емельяновну Чебанову-Кудашеву, и «вышел» Лев Колодный, когда разыскивал адреса пребывания Шолохова в Москве. И она, по его рассказу, после продолжительного разговора и показа всяческих документов и фотографий, когда уже собрался он уходить, а на прощание задал вопрос («спросил так, на всякий случай»), нет ли у нее еще каких-нибудь бумаг, связанных с жизнью Шолохова, вынесла две папки.

– Что это?

– «Тихий Дон».

Верю тому, как описал Колодный свои чувства – «в такое мгновение, которое бывает в жизни, по-видимому, один раз». Но нам предлагается поверить и во все остальное в его изложении. А вот тут, убежден, столь же безусловно поверить нельзя!

Слово «убежден» вставляю специально – дальше вы поймете для чего.

Прежде всего отмечу очень важное. Рассказал Колодный конкретно, у кого и как была найдена рукопись, уже теперь, во втором издании своей книги. И теперь, понятно, он должен многое объяснить. Почему рукопись столько лет находилась у Кудашевой, а она скрывала это. Почему потом почти два десятка лет скрывал это он.

Сперва процитирую из книги Колодного Матильду Кудашеву:

« – Я у него (Шолохова. – В.К.) спрашивала не раз, что мне с ними (рукописями. – В.К.) делать, Шолохов ответил:

– Распорядись сама…

– Может быть, отдать шолоховедам? – сказала я.

– Какие там шолоховеды! – махнул рукой Михаил Александрович. – Придет время, отдай в надежные руки…»

Диалог многолетней давности примечателен тем, что он не только демонстрирует свойственное гению безразличие к своим бумагам («не надо заводить архивы, над рукописями трястись», – писал на сей счет Борис Пастернак), но как бы предвидит будущую ситуацию вокруг этих рукописей. Конфликт-то у Колодного с кем? С учеными-шолоховедами в первую очередь. А Шолохов, оказывается, выразив Моте Кудашевой явное пренебрежение к ним, не ограничился расплывчатым, неопределенным «Распорядись сама…» Конкретизировал, насколько можно было: «Отдай в надежные руки…»

Пришло время – и подвернулись таковые в лице Льва Ефимовича?

До чего все складно!

Только не забывайте: мы слышим все-таки не самого Шолохова. Это говорит Кудашева (которая теперь уже на том свете) в изложении Колодного.

А вот что говорит Лев Ефимович от себя, комментируя в книге эту ситуацию:

«Я убежден: таким образом он (т.е. Шолохов. – В.К.) хотел обеспечить будущее семьи своего погибшего друга».

На следующей странице – еще: «Убежден: Михаил Шолохов подарил рукопись романа жене и дочери Василия Кудашева».

Подарил на продажу, чтобы именно таким образом обеспечить их будущее? Аукцион Сотбис, что ли, имел он в виду в 1941-м, когда немцы стояли на пороге Москвы?

Колодный убежден.

А я, допустим, не убежден. Вернее, убежден в другом – что такое толкование крайне сомнительно. Да ведь даже и, по словам Кудашевой, в изложении Колодного, сказал-то Шолохов «отдай», а не «продай»! Вряд ли предвидел нынешнюю капиталистическую Россию, когда некоторые из Пушкина, скажем, только и помнят: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Причем имея в виду не свою рукопись как плод собственного творческого труда. Нет, чужую – как товар.