Дежавю
Шрифт:
– Если бы ты, наконец, женился, то мне не пришлось бы ехать несколько остановок, чтобы готовить тебе суп, – мама вышла из кухни. – У тебя была бы жена и дети…
– Ради бога, мам, не начинай.
Я уже два дня как валялся в постели, и два дня как сходил с ума от всего этого бреда.
– Я и не начинаю, – она поставила тарелку на прикроватный столик. – Где ты вообще мог так простудиться?
– На кладбище, – прихлёбывал я куриный бульон.
– Кто-то умер? – она села рядом.
–
Точно! Меня как будто током ударило. Ведь тогда была тоже осень!
– Помню-помню, – заулыбалась она, посмотрев куда-то в потолок, будто там на потолке прокручивались слайды её воспоминаний, – твоя первая статья.
– Это не статья, мам, это некрол… Подожди! Что ты сказала? – я подпрыгнул в постели, чуть не разлив весь суп.
– Осторожно, – вытирала она стол. – Я сказала, что это твоя первая статья. Ты был таким талантливым мальчиком, лучшим в университете.
– И ты это помнишь?
– Что ты был лучшим? Я всегда это знала.
– Нет, я про ту статью, некролог… Ты помнишь, о чем я писал?
– Конечно, помню, твоя мать не настолько стара. Я собирала все твои работы, – погладила она меня по щеке. – Журналистика – это отличная профессия, сынок, я так рада, что ты выбрал именно её, хотя, может, поэтому у тебя нет жены и…
– Подожди, ты хочешь сказать, что собираешь все мои статьи?
– …и детей.
– Что?
– У тебя нет детей, а у меня внуков.
– Да, я знаю. А тот некролог, та самая газета, до сих пор у тебя?
– Всё у меня, – кивнула она.
Я мчался на другой конец города в пижаме и ботинках на голую ногу. Я был в доме у матери через час, после того как узнал о её тайниках с моей писаниной. Влетел на пятый этаж, спотыкаясь на каждой ступени, понял, что ключей у меня нет, когда уткнулся в закрытую дверь, я слышал, как поднимается мама на скрипучем вековом лифте.
– Пожалуйста, мам, поскорей! – крикнул я в глубокую шахту.
– Как, по-твоему, я должна подгонять лифт? И к чему такая спешка, ей-богу, – ворчала она, выходя из решётчатых скрипучих дверей.
– «5 ноября 2018 года погиб известный учёный…» – читал я вслух. Это была та самая газета двадцатилетней давности с той самой статьёй, и не было в ней никакого Селима, и, значит, я не сошёл с ума!
– «Профессор был сбит на территории кампуса», – продолжил я читать, всматриваясь в каждое слово, будто не веря в то, что они не исчезнут. – За рулём спортивного автомобиля находился пьяный студент. Как известно, покойный был непубличным человеком, но это не умаляло его достижений в медицине и того, какой огромный след он оставил в нашей памяти и сердцах».
Все
– Не может этого быть, – я перечитывал некролог по пятому разу. Все было на месте, каждое слово, каждая фраза, каждый абзац и фотография всё та же, которую я сделал тогда.
– И к чему такая спешка? – мать заглянула в газету. – Если тебе ничего не стоит сорваться с места и примчаться на другой конец города, почему я вижу тебя только под Новый год?
– Видишь это надгробие, мама?
– Я видела его ещё тогда, думаешь, оно с тех пор изменилось?
Ты даже не представляешь как…
– Какая здесь дата? – смотрел я на неё, надеясь, что это не только мой бред.
Она приложила ладонь к моему лбу.
– Странно, а ведь ты почти что здоров.
– Какая здесь дата смерти, мама?
– Две тысячи восемнадцатый год, – с недоверием посмотрела она на меня.
– Запомни это, хорошо?
– Запомнить что?
– Если когда-нибудь я приду к тебе или ты ко мне (я уже не исключал того, что могу оказаться в психушке) и спрошу тебя, в каком году умер Питер Кларк, ты назовёшь мне эту дату.
– Я ничего не понимаю.
– Запомни дату, мама! Или запиши! – Я подошёл к холодильнику и, написав на салфетке – «Питер Кларк 1962–2018», прижал её к дверце магнитом.
– И вот это должно теперь висеть на моём холодильнике? – недовольно посмотрела на салфетку мама.
– Это доказательство моей адекватности! – крикнул я, выходя из квартиры.
– Только это, и всё?..
Я выбежал из дома с газетой в руках.
Кто-то взломал архив и переписал там всё.
Сел в машину, еле попал в замок.
Мне гудели на перекрёстках. Сигналили на светофорах.
Нужно было перелопатить все архивы библиотек.
Кажется, я проехал два раза на красный. Мне было не до того. Кто-то менял этот мир, и никто ничего не знал. Не мог же я один помнить о его смерти? И в чём был замешан этот Питер Кларк? А может, что-то ещё изменилось? Может, кто-то случайно мёртв или случайно жив… Кто-то менял фигуры на шахматной доске, возвращая давно уже сброшенные, и никому до того не было дела.
– Мы должны написать опровержение! – тряс я статьёй перед лицом старика Хендерсона.
– Это что, пижама? – осмотрел он меня сверху вниз. – Уйди с дороги, Керри, не видишь, я занят!
Хендерсон отстранил меня от стола, а сам раскладывал по стопкам бумаги.
– Что ты делаешь?
– Ухожу в отпуск.
– Сейчас?
– Я не был там десять лет!
– Послушай, но ты же видишь эту газету?
– Ну, допустим, – перестал он на секунду сортировать документы.
– Я писал о смерти Питера Кларка двадцать лет назад.
– И?
– И он умер повторно!