ДИАГНОЗ и другие новеллы

Гордер Юстейн

Быть повсюду означает быть одиноким. Мне не с кем поделиться моим всезнайством. Мне некого поучать. Ведь все знают всё. Все конгруэнтны [26] со мной самим. Это означает, что я — все.

Ничего другого не существует, не существует никакого игрушечного незнания, где я мог бы оставить кусочек себя самого в надежде выиграть своего рода подтверждение того, что я — существую.

V. 3. У МЕНЯ ТАК БОЛИТ ГОЛОВА. Думаю,

я сплю. Во всяком случае, я ничего из этого не написал. Возможно, мне это приснилось. Но мне кажется, я видел это на экране. Или это видело меня.

26

Совпадают (матем.).

Не знаю, мне ли это снится или я сам — сон. Не утверждаю, что я жив. Но я ощущаю довольно уверенно, что я, во всяком случае, жил. Ну да это, вероятно, менее важно.

Почему во что бы то ни стало нужно провести границу где-то посреди великой безграничности?

БУДДА

Теперь мир — здесь. Тучи плывут по небу. В воздухе жужжат насекомые.

Фильм застыл на одном кадре: Сиддхартха сидит под смоковницей. В камне.

Река течёт мимо взгляда мастера. Птицы хлопают крыльями над водой. Их крылья разрезают время на секунды.

Проходят двадцать пять веков. И глазом не моргнув, сидит княжеский сын под смоковницей. Сидит, как сидел.

Птицы хлопают крыльями над водой. Река течёт мимо. Тучи плывут по небу.

ДИАГНОЗ

АСФАЛЬТ

ВИЗЖАТ ТОРМОЗА, машина сигналит.

Она опять остановилась на тротуаре. Она сама поймала себя на этом. Словно пробудилась ото сна. Или, словно очнувшись от одного сна, погрузилась в другой.

Люди толкаются и кружат вокруг неё со всех сторон, будто муравьи в муравейнике.

Только она стоит спокойно, только она остановилась. Только она бодрствует по-настоящему.

НИКОГДА ПРЕЖДЕ её чувства не были так обострены, как сегодня. Она достаточно видела, и слышала, и знала обо всём на свете. Но так, как сейчас, она не вдыхала воздух, и выхлопы газа, и запах мокрого асфальта. Она никогда не чувствовала так сильно, как теперь: она была, она существовала.

Может, ребёнком? И именно детство ярко, как живое, предстало пред ней. Где оно скрывалось все эти годы?

Ей было пять лет, ей было восемь лет, ей было одиннадцать…

Сегодня ей — тридцать шесть… Время за эти годы пролетело как дым. Вся её взрослая жизнь была будто долгая поездка, о которой она узнала из вторых рук.

ДОЖДЬ НАВИСАЛ над городом,

словно плотный душ, всё предполуденное время. Теперь начало проясняться. И свет показался ей безжалостно резким.

Ребёнок зовёт маму. Кто-то неразборчиво что-то говорит за её спиной. Её оттолкнул в сторону какой-то толстый человек. Автобус обдаёт тротуар потоками воды с тяжёлых колёс.

Только на миг она останавливается, будто приклеенная к асфальту, одна-единственная застывшая фигура во всей этой суматохе. Потом она снова начинает двигаться среди людей, среди всех остальных.

Енни бредёт по городу. Она не торопится, у неё нет никакого спешного дела. Она уже больше не часть этого оглушающего человеческого водоворота.

Впервые в жизни она была предоставлена самой себе. Она не узнавала себя здесь, на площади Торгальменнинген, где люди механически, как в старых немых фильмах, торопятся и окружают тебя со всех сторон. Она боялась, боялась…

РЕНТГЕН

ЭТО НАЧАЛОСЬ просто с опухших лимфатических узлов. И она понимала, что это может означать. Это могло означать конец всего. Но могло обернуться и безобидным инфекционным заболеванием. Весьма вероятно, что так оно и было. Но всё-таки… она посетила врача… Ведь дело не только в лимфатических узлах. Она была так невообразимо слаба. И так голодна. Она ела, ела и никак не могла насытиться. И ещё — головокружение, у неё в последнее время так чертовски кружилась голова.

Врач осмотрел её. Сначала, естественно, лимфатические узлы, а потом всю целиком. Он назначил ей полное медицинское обследование.

Он расспрашивал ёе о чём-то, вроде связанном с едой.

Потом у неё взяли один за другим анализы крови, целый набор. Она и не знала, что можно сделать столько разных анализов крови.

Через несколько дней её опять вызвали к врачу. Эго было в понедельник перед Пасхой.

За осторожными высказываниями врача она почувствовала: что-то неладно, что-то в самом деле было неладно.

— Ты не совсем здорова, нет…

При этом он как-то странно посмотрел на неё… Потом, на следующий день, провели рентгеновское обследование, делали снимки. Это было в среду перед Пасхальными праздниками.

Енни знала, что рентген опасен. Но то, что вся атмосфера в институте Рентгена окажется так опасна, так радиоактивна!..

Она обратилась к женщине среднего возраста у стойки и назвала свою фамилию… потом фамилию врача. Сестра тут же нашла серый конверт со снимками — словно бы она целый день только и делала, что ждала, когда она — Енни — явится забрать их.

В большом конверте лежал меньшего размера белый конверт. Сестра вынула оттуда справку в формате А5 с текстом, напечатанным на машинке. Пациентка успела только заметить, что несколько строк сестра подчеркнула, прежде чем сунула лист в большой конверт со снимками. Сестра так странно посмотрела на неё, протягивая конверт с просьбой передать его врачу…

Енни выбежала на улицу, где ещё долгое время простояла с конвертом в руке.

Она была так одинока, так одинока, абсолютно, до мозга костей!