Диагноз: Одиночество
Шрифт:
сильно отделяла меня от мира.
– Что случилось Ана? – удивлённо спросил доктор Патерлини, молодая женщина
ворвалась в палату пулей, видимо по-всему случилось что-то непредсказуемое. – К чему
такая спешка?
– Доктор, мы должны его быстро вернуть к жизни! – кричала она. – У нас большие
проблемы!
– Да… – он засмеялся. – Да как вы предлагаете его вернуть? Препарат
инновационный! И это невозможно, просто невозможно сделать! Как вы себе это
представляете?
– Если мы его не вернём, сейчас он лишиться всего! – закричала Ана. –
Мистер Линкольн… Если вы меня слышите… – слова ей давались трудно. – У нас все
пошло не по плану… Ваша жена... Ваша жена, переводить все на своё имя,
весь ваш капитал, все ваше имущество… Доктор, вы должны его вытащить!
– Извините Ана, извините мистер Линкольн, но это, просто невозможно сделать… Я
ничем не могу купировать действие препарата… Он проснётся только через… Двадцать
девять часов…
Моя жена переводит все на своё имя? Почему-то я не удивлён… Я же умер для неё.
Теперь она владеет всем. Странное чувство предательства, когда тот, кого ты
любила ещё дышит, даже через аппарат искусственного дыхания, а ты занимаешься
подготовкой и переписью всего его имущества.
44
Сейчас я не чувствовал земной боли. Боль была слишком странной, я чувствовал, как
болит душа, так сильно, словно разрывается на части.
Мне больше не хотелось ничего. Мне не нужно было моё имущество, мои деньги
и мой мир. Мне хотелось получить новый мир, в котором я буду обычным человеком,
человеком у которого нет денег, нет богатства и славы, зато, есть душа. Всю жизнь я
чувствовал себя словно не в своей тарелке, мне так хотелось перемен, изменить все и
вот Бог дал мне шанс! Я цепляюсь за него обеими руками…
– Хотя… – начал доктор. – Возможно есть один шанс, вернуть его обратно… Он
рискованный, но все же…
* * *
Я видел загробный мир…
Чистый, светлый и приятный. Мир, наполненный только радостью и счастьем. Мир,
где нет предательства, отчаяний и разочарований. Я видел солнце, которые светило
сквозь мои руки, сквозь каждую молекулу моего тела, его тепло согревало
не мою оболочку, грелась моя душа.
Сколько я там прибывал…
– Дэвид… – потом появился голос, продиравшийся сквозь голубое небо, долетал
эхом, возвращался назад. – Дэвид возвращайтесь… – мне не хотелось уходить из этого
места. Я обрёл то, что искал всю жизнь. Место, в котором хочется существовать, оставив
все земные тяготы позади. – Дэвид… – этот голос
сопротивлялся всеми силами.
«Нет! Не забирайте меня!» – кричал я, но мой голос снова начинала пожирать пустота.
Хотелось кричать ещё громче, но мир, когда-то наполненный красками, добротой и
нежностью начал превращаться в темноту, снова тьма полонила все, что было вокруг
меня.
– Мистер Линкольн! – голос совсем близко.
Но тьма не перестаёт исчезать, я все ещё пленник в ней.
45
– Дэвид… вы нас слышите… – в какой-то момент я почувствовал сильную
боль, которая миллионами тонн киловатт пронеслась по моему телу. Словно новое
рождение, продирала каждое нервное окончание.
Я возвращаюсь к жизни…
Первый признак жизни – боль. «Если у меня болит, значит, я живу!» – когда-
то говорили люди. И это-самое верное трактирование жизни. Жизнь приносит боль, но
вместе с тем, приносит и счастье, радость, надо только присмотреться и почувствовать…
Мы становимся всё больше пессимистами в этом мире.
Я ощущал мир вокруг меня. Все снова вернулось, они вернули меня…
– Мистер Линкольн… вы вернулись… – я узнал голос Аны.
Хотелось раскрыть глаза, но свет не давал этого сделать. Он ранил душу и
глаза, моё тело сопротивлялось и отталкивалось от мира.
– С возвращением… – я медленно раскрыл глаза, но увидел только
силуэт, который застыл надо мной. Глаза медленно адаптировались к свету, голова
ужасно болела и меня сильно тошнило.
– Ана… – попытался я проговорить, но боль усиливалась так сильно, что тьма снова
заполняла моё пространство.
– Дэвид, ничего не говорите, вам нужно пару часов для того, чтобы привыкнуть!
К миру я привыкал тридцать пять лет, но так и не смог у нему привыкнуть. А сейчас я
привыкну за пару часов?
– Что со мной случилось? – медленно сквозь сильнейшую боль смог выговорить я
Ане, которая стояла возле меня.
Все силуэты начали принимать своё очертание, хоть я все ещё продолжал
видеть все слишком ярким. Но после такой тьмы, в которой я провёл бог знает сколько
времени, конечно все, казалось мне слишком ярким, как оно есть на самом деле. Мир
вокруг казался сном…
А может, это и действительно сон?
Что, если во тьме я сошёл с ума? Вообразил себе этот мир и то, что сейчас со мной?
Но в одном я сомневался, вряд ли я мог вообразить ту боль, которая прокатывалась по
моему телу.
– Доктору Патерлини пришлось вас убить… чтобы вернуть к жизни…