Диалектический материализм
Шрифт:
Следуя положению Плеханова, что «партийная наука, строго говоря, невозможна», Троцкий старался обосновать это положение в дальнейшем интересами буржуазного читателя. «Но читатель в праве требовать, — писал он в своей работе, — чтобы исторический труд представлял собой не апологию политической позиции, а внутренне обоснованное изображение реального процесса революции. Исторический труд только тогда полностью отвечает своему назначению, когда события развёртываются на его страницах во всей своей естественной принудительности»[520]. Здесь политическая позиция противопоставляется Троцким «реальному процессу», как будто проведение пролетариатом в жизнь своей политической позиции само по себе не представляет собой реального процесса. Отрицая на словах «вероломное беспристрастие», Троцкий выдвигает вместо него… «научную добросовестность».
Троцкий
Но «объективизм» Троцкого является лишь замаскированным прикрытием для его подлинного субъективизма, его софистики, его игры бессодержательными фразами. Троцкий неоднократно выступал против чётких революционных лозунгов со своими эклектическими лозунгами, прикрывающими его либеральную политическую линию. Его лозунги — образец софистики, подмены революционных оценок мелкобуржуазными, оппортунистического уклонения от определённого ответа на жгучие политические вопросы. Иногда с внешней стороны его лозунги выглядят как будто «диалектически», по формуле, которую Плеханов выдавал за вполне диалектическую: «Ни да, ни нет». На деле же это сплошной подмен диалектики софистикой. В период Брестского мира Троцкий бросает пустую фразу: «Ни мир, ни война», во время империалистической войны: «Ни побед, ни поражений». Та же меньшевистская формула — «ни да, ни нет» — получила своё выражение в отрицании Троцким большевизма и меньшевизма в его эклектической попытке подняться выше «крайностей», в стремлении создать своё «особое» течение. На деле эта софистика Троцкого приводила к политическому оппортунизму, к пассивности и предательству революционного пролетариата в решительные моменты борьбы. В связи с отрицательным отношением Троцкого к борьбе большевиков на два фронта — против ликвидаторов и отзовистов — Ленин указывал, что Троцкий «на деле служит самую верную службу ликвидаторам и отзовистам, а потому является тем более опасным злом в партии, чем хитрее, изысканнее, фразистее оно прикрывается»[522]. «Эта точка зрения свахи и составляет всю „идейную основу“ примиренчества Троцкого»[523]. Беспринципный эклектизм и софистика, оппортунизм, прикрытый громкими пустыми фразами‚ — таков троцкизм на прошлых этапах.
Формула «ни да, ни нет» есть абсолютное отрицание чего бы то ни было, абстрактное движение на словах, а по сути дела пассивное топтание на месте. Это есть та «нищета философии», о которой Маркс, характеризуя Прудона, писал: «Да превращается в нет, нет превращается в да, да становится одновременно и да и нет, нет становится одновременно и нет и да. Таким путём противоположности взаимно уравновешиваются, нейтрализуются и парализуются»[524].
Таков именно смысл «философии» отрицания и у Троцкого. Это философия либерального затушёвывания, смазывания действительных противоречий жизни, классовой борьбы, попытка обойти острые углы, увильнуть от прямого ответа. Подобная «философия» приводит Троцкого к тем же результатам, какие получились и у Прудона. «Несмотря на величайшее старание взобраться на высоту системы противоречий, г. Прудон никогда не мог подняться выше двух первых ступеней: простой тезы и антитезы, да и сюда он доходил лишь два раза, причём один раз перекувырнулся и упал»[525]. Как и у Прудона, здесь у Троцкого получилась не диалектическая логика противоречий, а формальная логика абстрактных отрицаний.
Субъективизм, софистика и формальная логика уводят Троцкого при рассмотрении любого вопроса от конкретного изучения к абстрактным рассуждениям с точки зрения «общих принципов» и потому к политически неверным выводам. В дискуссии о профсоюзах Ленин говорит: «Когда я беру вопрос о производственной роли профсоюзов, я вижу ту коренную неправильность у Троцкого, что он всё время говорит об этом „в принципе“, об „общем принципе“. У него во всех тезисах речь идёт с точки зрения „общего принципа“. Постановка уже в этом коренным образом неправильна»[526].
По
Вся профсоюзная платформа Троцкого, по определению Ленина, делает «шаг назад от деловых тезисов… ставящих конкретные, практические, жизненные, живые задачи… к абстрактным, отвлечённым, „опустошённым“, теоретически неверным, по-интеллигентски формулированным общим тезисам, с забвением наиболее делового и практичного»[527]. «Чтобы поставить этот вопрос правильно, — писал Ленин, — надо от пустых абстракций перейти к конкретному, т. е. данному спору»[528]. От общих рассуждений, от тезисов о «производственных атмосферах», «производственной диалектике» и т. п. надо было перейти к изучению практического опыта производственной пропаганды, действительной работы профсоюзов как школы объединения‚ школы солидарности, школы управления и т. д. Троцкий нарушил это основное правило, основное требование диалектики — требование конкретности «своими тестами, всем своим подходом к вопросу». У Троцкого «весь подход… всё направление у него неверно», так как он идёт назад, «от живого дела к мёртвой схоластике всяких „производственных атмосфер“»[529].
Характерной особенностью троцкистского идеализма является его волюнтаризм (от слова «воля»). Для троцкизма воля есть самое главное, ей подчиняется всё остальное. Марксизм-ленинизм, как мы знаем, никогда не отрицал роли личности в истории, тем более роли и активности целого класса. Наоборот, он подчёркивал необходимость и громадное значение сознательного выражения воли рабочего класса. Но в то же время основой этой деятельности личности и класса марксизм-ленинизм считает не произвол, а экономические интересы класса, коренящиеся в объективной действительности. Энгельс указывал, «что свобода воли означает не что иное, как принятие решения со знанием дела». Практическая деятельность, волевые действия и устремления, политика и тактика пролетариата должны быть основаны на объективной необходимости. У Троцкого же волевые устремления не являются выражением этой классовой осознанной внутренней необходимости, но навязываются им извне. «Заскоки», преждевременные требования, «идеалистические прыжки» через необходимые этапы развития действительности мы можем проследить на ряде примеров выступлений троцкизма: игнорирование им основных этапов революции в его теории перманентной революции, отношение к Брестскому миру, непонимание китайской революции 1925–1926 гг., программа «сверхиндустриализации», лозунг раскулачивания в 1927 г. и т. д.
Особенно наглядно представлен идеализм в «исторических работах» Троцкого: в «1905 г.», «Уроках Октября», «Истории русской революции»; во всех этих работах Троцкий развивает взгляды целиком в духе меньшевистской исторической концепции Плеханова, выводя русский деспотизм не из развития русской экономики, не из внутренних условий развития в России классовой борьбы, а из внешних условий — из необходимости защитить страну от внешних нападений. Троцкий и меньшевики эти положения списали у буржуазно-либеральных историков — Милюкова, Ключевского и др. Недаром Ленин ещё в 1911 г., принимая во внимание ранние работы Троцкого и сравнивая его с Мартовым, писал: «У Троцкого „философия истории“ та же самая. На первый план выдвигаются „сектантский дух“, интеллигентский идеализм, идеологический фетишизм».
Исторический идеализм сказывается у Троцкого и в его подходе к сущности исторического процесса. В произведении «Моя жизнь» Троцкий писал: «Широко говоря, весь исторический процесс есть преломление закономерного через случайное. Если пользоваться языком биологии, то можно сказать, что историческая закономерность осуществляется через естественный отбор случайностей»[530]. По Троцкому выходит, что весь исторический процесс есть естественный отбор случайностей. Если механисты отрицают объективный характер случайности, то Троцкий в противовес им превращает случайность в абсолютный закон общественного развития. Здесь мы имеем прямое отождествление случайности с объективной закономерностью, при котором игнорируется объективная необходимость как основа, на которой могут иметь место и случайности. Мы имеем здесь переход на точку зрения буржуазного эмпиризма и идеализма в области истории.