Диалоги
Шрифт:
Сократ. Значит, возможно, клянусь Зевсом, чтобы, как и в других искусствах, один законодатель был хорошим, другой же - худым, коль скоро ты согласен с прежним моим утверждением.
Кратил. Да, это так. Но взгляни и ты, Сократ, когда мы эти буквы - альфу, бету и любую другую - присваиваем именам по всем правилам грамматики, то, если мы что-то отнимем или добавим, или переставим, ведь нельзя будет сказать, что имя написано, хоть и неправильно: ведь оно вообще не будет написано и тотчас станет другим именем, если претерпит что-либо подобное. Сократ. Ты не боишься, Кратил, что из такого рассмотрения у нас не выйдет ничего хорошего?
Кратил.
Кратил. Два Кратила, Сократ . Мне по крайней мере так кажется. Сократ. Так что видишь, друг мой, нужно искать какой-то иной правильности изображений и того, о чем мы здесь говорим, и не следует настаивать на том, что если чего-то недостает или что-то есть в избытке, то это а уже не изображение. Или ты не чувствуешь, сколького недостает изображениям, чтобы стать тождественными тому, что они воплощают?
Кратил. Нет, я чувствую. Сократ. Да ведь смешные вещи, Кратил, творились бы с именами и вещами, которым принадлежат эти имена, если бы они были во всем друг другу тождественны. Тогда все бы словно раздвоилось, и никто не мог бы сказать, где он сам, а где его имя. Кратил. Это правда.
Сократ. Поэтому смелее допусти, благородный друг, что одно имя присвоено хорошо, другое же - нет. И не настаивай на том, что имя должно иметь лишь такие звуки, какие делали бы его полностью тождественным вещи, которой оно присвоено. Допусти, что и какая-то неподходящая буква может тут быть добавлена. А если может быть добавлена буква, то и имя в высказывании, если же имя, то и не подобающее вещам выражение может встретиться в речи, но от этого ничуть не хуже можно называть вещи и рассуждать о них, пока сохраняется основной облик вещи, о которой идет речь, как, скажем, в названиях букв: ты, может быть, помнишь, что именно мы с Гермогеном уже говорили здесь по этому поводу. Кратил. Я хорошо это помню.
Сократ. Вот и отлично. Пока сохраняется этот основной вид, пусть отражены и не все подобающие черты, все равно можно вести речь о данной вещи. Если отражены все подобающие черты - прекрасно, если же малая часть их - то плохо. Так бросим, милый мой, этот разговор, чтобы нас не обвинили в том, что мы, подобно эгинетам, поздней ночью обходящим дорогу, и в самом деле вышли в путь позднее, чем следовало. Или уж поищи тогда какой-нибудь другой правильности и не соглашайся, что имя есть выражение вещи с помощью букв и слогов. Ведь если ты признаешь и то и другое, то окажешься не в ладу с самим собой. Кратил. Мне кажется, Сократ, ты говоришь ладно. Я с тобою во всем согласен. Сократ. Ну раз мы оба так думаем,
Сократ. А подобают вещам? Кратил. Разумеется.
Сократ. Следовательно, так присваивается хорошо составленное имя. Если же какое-то имя присвоено плохо, то, верно, в большей своей части оно будет состоять из подобающих букв - подобных вещи,- раз оно все-таки останется изображением, но при этом оно будет иметь и неподобающие буквы, из-за чего мы скажем, что это неправильное имя и присвоено худо. Так или нет? Кратил. Я думаю, нам с тобой не стоит сражаться, Сократ, хотя мне не нравится называть что-либо именем, но говорить при этом, что оно плохо присвоено. Сократ. А может быть, тебе вообще не нравится, что имя есть выражение вещи? Кратил. Да, если говорить обо мне.
Сократ. Но то, что одни имена составлены из более ранних, другие же - самые первые, это, по-твоему, хорошо сказано?
Кратил. По-моему, да. Сократ. Однако, если первые имена должны быть выражением чего-либо, знаешь ли ты иной, лучший способ создать эти выражения, нежели сделать их возможно более тождественными тому, что они должны выразить? Или тебе больше нравится вот этот способ - о нем говорит Гермоген и многие другие, - что имена - это результат договора и для договорившихся они выражают заранее известные им вещи, и в этом-то и состоит правильность имен - в договоре,- и безразлично, договорится ли кто-то называть вещи так, как это было до сих пор, или наоборот: например, то, что теперь называется малым, он договорится звать великим, а что теперь великим
– малым. Так который из способов нравится тебе больше? Кратил. Ну, это совсем разные вещи, Сократ, - выражать что-то с помощью подобия или как попало.
Сократ. Ты говоришь отлично. В таком случае если имя будет подобно вещи, то по природе необходимо, чтобы и буквы, из которых составлены первые имена, были подобны вещам. Разве не так? Я утверждаю, что никто не смог бы сделать то, что мы теперь называем рисунком, подобным какой-либо из сущих вещей, если бы от природы не существовало средств, из которых складывается живописное изображение, подобных тем вещам, каким подражает живопись. Или это возможно?
Кратил. Нет, невозможно. Сократ. В таком случае и имена так же точно не могли бы стать чему-то подобными, если бы не существовало начал, содержащих какую-то исконную правильность, из которых составляются имена для тех вещей, которым они подражают. А эти начала, из которых нужно составлять имена, ведь не что иное, как звуки? Кратил. Да.
Сократ. Теперь и ты признал то, что еще раньше признал Гермоген. Скажи, хорошо ли, по-твоему, говорить, что буква ро соответствует порыву, движению и в то же время твердости? Или нехорошо?
Кратил. По-моему, хорошо. Сократ. А ламбда - гладкости, податливости, ну и всему тому, о чем мы говорили? Кратил. Да.
Сократ. А знаешь ли ты, что мы произносим "склеротэс", а эретрийцы говорят "склеротэр"?
Кратил. Верно. Сократ. Значит, ро и сигма похожи друг на друга? И это слово выражает одно и то же для них, оканчиваясь на ро, и для нас, оканчиваясь на сигму? Или для кого-то из нас оно этого не выражает?
Кратил. Но ведь оно выражает одно и то же для тех и других. Сократ. Потому ли, что ро и сигма в чем-то подобны, или потому, что нет? Кратил. Потому что в чем-то подобны.