Диапазон скорби 1942
Шрифт:
Но, в отличие, от случая с Александром Матвеевичем Понятовым, который созрел до письма в советское посольство вскоре после известий о ноябрьских взаимных советско-германских угощениях ОМП, сие не повлекло никаких немедленных последствий, кроме некоторых выводов, которые сделал себе попаданец.
Письмо же Понятова было прочтёно «кем положено» и с ним была организована встреча. Абсолютно легальная, не несущая никаких отрицательных последствий для новой родины Александра Матвеевича. Предложение было исключительно деловое и взаимовыгодное, как «для человека с русскими корнями, имеющего
СССР в «этой истории», на основе купленных в Германии предвоенных разработок, уже наладил мелкосерийный выпуск магнитофонов и сейчас, используя подсказки из ТМ, пытался добиться улучшения качества и характеристик «расходников» (магнитной ленты) и самих воспроизводящих и записывающих механизмов новой техники.
Понятову же, благодаря словам Рожкова о нём, дошедшим в нужные уши, отводилась роль организатора в первой попытке заблаговременно закрепиться в важном сегменте рынка США. Предложение эмигранту от имени СССР было сделано чисто в расчёте на его собственный шкурный интерес.
Нью-Йорк, Манхэттен, Первый этаж одного из зданий на границе между кварталами Hamilton Heights и Morningside Heights. Книжная лавка «Русские книги, журналы, газеты». Владелец лавки Яновский Сергей Михайлович, русский эмигрант с времён гражданской войны на просторах бывшей Императорской России.
Зашедшие первыми двое неплохо одетых и плотно сбитых мужчин в возрасте «ближе к сорока» могли быть кем угодно, но то, что им нечего было делать среди полок с периодикой и более серьёзной литературой, многие экземпляры которой были на русском языке, я понял сразу, как и то, что они здесь лишь из-за молодой парочки, появившейся следом. Двое, кинув взором меня и мою лавку, стали несильно старательно делать вид, что разглядывают книги, а парочка — «разглядывать по настоящему».
Рослый молодой человек в элегантном плаще с слегка, на мой взгляд длинноватыми волосами, прикрытыми твидовой кепкой, выглядел, на мой взгляд, «обязательным кавалером» красотки, какие бывают, наверное, только в Голливуде.
Откуда несколько лет назад и пришла мода на как раз подходящее для текущей погоды легкое, но весьма тёплое норковое манто, в которое была облачена девушка.
Я оглядел её остальное облачение.
Минимально приличной длины юбку из чёрной кожи явно штучной выделки, едва достигавшую коленей и достаточно тёплые чулки дополняли изящные полусапожки с шнуровкой на приличных по высоте каблуках. Шляпка и длинные, явно почти до локтей слегка скрытые манто красные перчатки подчёркивали её, на мой взгляд, всё же местами вульгарный и при этом восхитительный образ… да, девушка была одета смело. Очень смело! И молодой человек тоже выглядел оригинально с своей шевелюрой.
Чёрная кожа в составе наряда красавицы почему-то вызвала у меня нехорошие воспоминания с кожаным плащом одного из виденных сотрудников ВЧК в 1919, незадолго до первого этапа моей эмиграции — во Францию. Впрочем, с сотрудниками «большевистской охранки» я, к счастью, не познакомился тогда лично.
Но как же эта девушка была хороша!
Кого только не встретишь в
Первое, что сделал молодой человек — неожиданно потянулся и взял в свои руки с одного из стендов солидный по объёму двухдолларовый «Новый журнал», начавший недавно издаваться здесь, в Нью-Йорке, Цейтлиным и Алдановым, действовавшими под вывеской Grenich Printing Corporation.
Полистав журнал, он весьма невежливо — не могу подобрать иного эпитета его поведению — хрюкнул.
А его спутница, лениво разглядывавшая содержимое моей книжкой лавки, привлечённая его реакцией, уточнила, что именно вызвало у него насмешку. Причём сделала это в высшей степени примечательно!
Повернувшаяся ко мне спиной красотка, восхитительно-бесстыжими ножками которой я залюбовался — задала молодому человеку тихонько и скороговоркой вопрос на американской версии английского, который я, замешкавшись, плохо расслышал, но тут же она неожиданно переключилась, продолжив фразу на более громком и медленно проговариваемом русском! Ужасно дико и невоспитанно выглядевшем в её прелестных устах:
– ..И чего ржём?
Её кавалер не менее невоспитанно потыкал пальцем в страницу журнала и я услышал то, что меньше всего ожидал услышать сегодня:
— Господа эмигранты… ну те, что после революции от новой власти в России сбежали, вот тут пишут и сомневаются — издаются ли в СССР вообще сейчас журналы! Ты прикинь, они, похоже — большевиков так и за чернь необразованную держат.
— Что такое «чернь необразованная» и что означает «держат»?
Тут я убедился, что она — точно не русская.
— В смысле — считают большевиков чуть ли не варварами.
Девушка кивнула, поняв смысл язвительной тирады спутника.
– ..На том в 1917 и во время гражданской и погорели, монархисты замшелые… - добавил молодой человек огоньку в нежданный для меня разговор между собой этой парочки.
Девица нахмурилась и уточнила — это… из большевистской пропаганды или… твой взгляд?
Тут молодой человек перешёл к более цивилизованному стилю выражения своего хамовитого мнения, хотя и по прежнему больно ранившему мои собственные, слегка позабытые чувства двадцатилетней давности и пояснил спутнице:
— Мой конечно. По факту, обе стороны после гражданской — что победители, что проигравшие в ней, усиленно сейчас культивируют позорные мифы друг о друге.
Очень неожиданно. Они же продолжают обсуждение.
— Что, всё так плохо? — спросила него девушка.
— А как же иначе? Пролитая кровь… всё было совсем недавно, по историческим меркам. Здесь, в Америке, война между севером и югом уже история, а в России — всё было, буквально «вчера». Гражданская, брат на брата, понимаешь?
Молодой человек листает один из следующих номеров журнала.
– ..Хм, я думал, всё хуже. Даже не призывают свергать большевиков. Говорят про благо России, но иголок за красный террор вставляют им сполна. Про свой — молчат, черти.