Дикарь
Шрифт:
— О, Джульет, остановись!
Но она уже взяла в рот набухшую головку, и он беспомощно прислонился к стене, постанывая, как бы признавая свое поражение. А она, прикасаясь к нему языком, продолжала самозабвенно ласкать его. Гарет долго сдерживал себя, но наконец, не выдержав больше, поставил ее на ноги и жадно прижался губами к ее губам, проникая языком между зубов.
— О Боже… Джульет, ты заставляешь меня терять голову…
Да. Она все сделала правильно. Она никогда не пожалеет об этом, никогда. Прижавшись к нему губами, она беспомощно терлась бедрами о его набухшую плоть. Тяжело дыша, он
— О Гарет…
Так приятно было чувствовать его большую горячую руку на своей коже! Он сдвинул вниз лиф ее платья, взял в ладонь полную грудь и высвободил ее. И сразу же принялся жадно ласкать ее, любовно покусывая набухший сосок, проводя языком вокруг него.
У Джульет перехватило дыхание. Она почувствовала, как желание, нарастая, близится к кульминации. Она постанывала, терлась бедрами о его бедра, вцепившись пальцами в его густые волосы на затылке.
— О, Джульет, — пробормотал он, покрывая поцелуями ее грудь, — ты так прекрасна… Произнеси мое имя, дорогая, — хрипло прошептал он, не отрывая губ от ее груди. Тем временем его руки скользнули под юбки и принялись медленно поднимать их вверх. — Произнеси мое имя, чтобы я знал, что это я воспламеняю тебя.
— Гарет!
Он рассмеялся.
— Гарет. Гарет. Гарет!
На последнем слове у нее перехватило дыхание, потому что его руки обняли ее за бедра и приподняли над полом. От неожиданности она уцепилась за его плечи, чтобы удержать равновесие. Ощутив горячую головку его мужского естества, застывшую наготове у входа внутрь ее тела, она инстинктивно как можно шире раздвинула ноги, сгорая от страстного желания.
Но он застыл без движения, верный своему слову, не желая принуждать ее делать то, чего она, возможно, не хочет.
И Джульет, безумно желая как можно скорее почувствовать его внутри своего тела, взмолилась:
— О, Гарет… прошу тебя!
Он только этого и ждал. Гарет медленно опустил ее на себя, погружаясь в нее все глубже и глубже, заполняя ее целиком. Это было восхитительно. Она в восторге закинула голову назад. Последние шпильки, сдерживавшие ее прическу, упали на пол, и масса волос рассыпалась по плечам и спине. Придерживая ее за бедра, он опускал ее на себя до тех пор, пока она не поглотила его целиком, потом медленно приподнял снова. И снова опустил.
Снова вверх.
Снова вниз.
Дыхание у обоих стало хриплым, прерывистым, темп все ускорялся. Его брюки спускались по ногам все ниже и ниже, а ее волосы и юбки неистово хлестали ее по спине с каждым мощным рывком.
Наконец он повернул ее и опрокинул поперек стола, стоявшего за спиной. Его губы, горячие и жадные, не отрывались от ее губ, стол скрипел и качался под его напором. С каждым рывком она скользила все дальше и дальше к краю по гладкой поверхности стола. Достигнув кульминации, она вскрикнула как раз в тот момент, когда с его губ сорвалось ее имя и горячая струя его семени брызнула в нее. Она вздрогнула, выгнула спину, с мучительным наслаждением принимая ее. По щекам Джульет текли слезы радости и полного удовлетворения.
…Постепенно их дыхание восстановилось. Они вернулись к реальности и, обнаружив, что оба лежат на столе в самых нелепых позах, одновременно
— Гарет!
— Что, дорогая?
— Я думаю, наша совместная жизнь не так уж безнадежна.
Глава 26
От приятелей своего брата герцог Блэкхитский узнал, что Гарета никто не видел, с тех пор как они расстались на пороге церкви, в которой он обвенчался с Джульет.
Лавиния Боттомли сообщила ему, что он должен заплатить ей несколько сотен фунтов за ущерб, причиненный Гаретом ее заведению во время поединка с лондонским чемпионом кулачного боя. А в придорожной гостинице, где продавались билеты на почтово-пассажирский дилижанс, он получил сведения о том, что человек, похожий по описанию на Гарета, с женой и ребенком, купил билеты и отправился куда-то в северном направлении.
Значит, Гарету все-таки ничего не удалось, и он, спасовав перед трудностями, возвращается домой. Этого Люсьен и опасался.
И предугадывал.
Лицо Люсьена помрачнело от разочарования. Он повернул Армагеддона к северу. Его преданный осведомитель скакал рядом с ним.
Джульет проснулась, услышав, как захныкала Шарлотта, требуя завтрак. Она открыла глаза, лениво потянулась и прищурилась от яркого солнца, светившего в окна.
За окном пел зяблик, ветерок шевелил старенькие выгоревшие занавески, которые оставил во флигельке предыдущий жилец. Она зевнула и протянула руку к мужчине, в объятиях которого провела ночь.
Кровать была пуста. Она оглянулась вокруг.
— Гарет?
Никто не ответил.
— Гарет? — снова окликнула она.
Молчание. Только требовательный плач Шарлотты нарушал тишину. Взглянув на часы, стоявшие на каминной полке, Джульет тихо охнула. Неужели уже половина десятого? Она еще никогда не просыпалась так поздно!
Но и никогда еще не проводила ночь в объятиях мужчины, подумала она, покраснев. Встречи с Чарльзом были всегда короткими и происходили украдкой за дровяным сараем ее отчима, куда блестящий британский офицер приходил в гражданской одежде, чтобы не вызывать подозрений. Но ночь с ним она никогда не проводила. Ее голова никогда не покоилась на его груди, она никогда не дремала под его рассказы о детстве, чувствуя, как он гладит ее волосы, никогда не засыпала в объятиях его надежных рук и не смеялась до слез, как это было прошлой ночью, когда Гарет рассказывал ей, что проделали со статуей в Рэйвенскоме он и его приятели из компании шалопаев.
Вспомнив об этом, она и сейчас не могла удержаться от смеха. Надо же было придумать такое: покрасить органы коня в пурпурный цвет!
Она встала с постели и сладко потянулась. И тут заметила записку, оставленную на столе возле кровати.
Моя дорогая Джульет!
Я ушел, чтобы начать работу у Спеллинга. Не знаю, когда вернусь домой, но, возможно, вернусь поздно, так что ложись спать и не жди меня.
Люблю, целую, Гарет.
P.S. Я уже по тебе скучаю. Целую много раз.