Дикарь
Шрифт:
— Все равно ему не верю, — проворчал Джер, потирая бок, на котором, сквозь лохмотья виднелась кожа, украшенная россыпью характерных красных пятен.
Сам виноват.
Миха предупреждал, что не стоит в заросли соваться. А что их баронство решили, будто умнее прочих, так пусть теперь расплачивается. Местная крапива росла хоть мелкой, но на диво жгучей. Миху и то пробрало, а ведь у него шкура — не чета человеческой.
— И что предлагаешь?
Вот старик остановился так, чтобы видно его было, и помахал
Пристрелят?
Самое разумное, к слову. Оборванцы, которые из леса выходят, вряд ли могут рассчитывать на гостеприимство.
— Не знаю, — Джер поджал губы и зашипел.
Ожоги украшали и руки, и шею, и даже лицу досталось.
— И я не знаю.
— И ты так спокоен?
Миха пожал плечами. А чего нервничать? Место хорошее. Село, если не как на ладони, то все одно видно неплохо. Коль начнется суета, Миха заметит.
И уйти успеет.
В лес.
А там родные почти болота, по которым собаки не пройдут, если вдруг вздумается кому по следу собак пускать. Правда, что дальше делать, он не представлял, но здраво рассудил, что потом разберется.
— Вернемся домой, прикажу его выпороть, — поделился Джер, ерзая.
— За что?
— За дерзость!
— Тогда да, веский повод, — кивнул Миха.
— Издеваешься?
— Поротый человек всегда служит вернее. Он же ж понимает, что это за дело и для его пользы.
Джер отвернулся и затих. Правда, надолго его не хватило.
— А если его убьют?
— Тогда пороть будет некого, — отозвался Миха, прислушиваясь.
Лаяли собаки. И голоса человеческие тоже доносились, но издалека и разобрать, о чем там говорят или спорят, было сложно.
— А если нас убьют?
— Тогда пороть будет некому.
— Все-таки издеваешься, — Джер приподнялся из кустов. — Вот и тебя прикажу выпороть!
— Тогда я сам тебя выпорю.
— Клятва не позволит, — мальчишка поглядел свысока. — Ты меня обещался охранять и беречь.
— Я бережно. И заметь, исключительно в воспитательных целях. А воспитывать тебя я тоже обещался.
Джер лег.
И нахмурился. Глядел он с укором, мол, как это целого барона пороть можно.
— Я вообще лишен сословных предрассудков, — на всякий случай предупредил Миха.
— Дикари так говорить не должны!
— Со многими ты знаком?
— С тобой, — Джер подавил вздох. — И вот с ним.
Он ткнул пальцем куда-то вверх, поскольку разглядеть Ицу было невозможно. Даже Миха лишь ощущал присутствие мальца.
— Вы неправильные дикари.
— Не переживай, — Миха потрепал парня по макушке. — Какие твои годы. Вырастешь и найдешь себе правильных.
Ждать было муторно.
Но если до сих пор ничего не произошло, то это скорее хорошо? Или наоборот? Миха испытывал преогромное желание самому наведаться в деревню.
Ждать же…
Ждать.
Время ползло.
Ждать.
Миха и сам не заметил, как провалился в знакомую уже полудрему, когда часть сознания сохраняет ясность, позволяя контролировать происходящее вокруг, а другая часть плывет.
Куда?
Куда-то туда, далеко, в жизнь, Михой позабытую. Там, в этой жизни, он был счастлив? Или не был? Мутное все. Точно, мутное.
Дом.
Огромный какой. Серый. Окна. Свет. Это его дом? Люди вокруг. Суета. Шум. Запахи, заставляющие Дикаря морщится. Чей-то голос.
— Миха! Ты что, уснул? Хватит уже, сколько можно.
Смех.
Женский. И снова запах, на сей раз цветочный и мягкий. Миха даже знал название этого цветка, но оно, как многое другое, вылетело из головы. Такое тоже случается.
Он просыпается резко, как раз в тот момент, когда из деревни выходят люди. И память опять ускользает, оставив чувство легкого сожаления. Может, потом, в другой раз, и получится увидеть больше или хотя бы что-то конкретное.
Правда, Миха не уверен, надо ли оно. То, что было, не вернется. А сожалеть?
Он подобрался.
Такхвар шел первым. И судя по тому, что лохмотья его сменились простым, но все-таки целым, платьем, визит можно было считать удавшимся.
Вот только для всех ли?
Миха пристально вглядывался в людей.
Вот крепкий кряжистый старик держится за правым плечом Такхвара. А за ним — еще трое, по виду сыновья. Один с копьем, другой несет топор.
Много это?
Мало?
Собак нет. Хороший признак или спугнуть опасаются?
Такхвар не выглядит пленником, скорее уж он расправил плечи и держится весьма по-хозяйски. И что это значит? Ничего. Он умен, но и умного можно обмануть.
Или не обмануть.
Клятва? А сколько ей веры? Да и любую при должном умении обмануть можно. Люди подходили ближе и надо было что-то решать.
Что?
— Сиди, — рявкнул Миха и руку на плечо положил, а то ведь станется с барона навстречу рвануть, позабывши про всякое недоверие. Близость воды и нормальной еды она такая, напрочь благоразумие отключает. Даже когда оно изначально имеется.
— Господин барон, — Такхвар остановился в десятке шагов от опушки и поднял руки. — Выходите. Здесь безопасно. Клянусь в том силой и жизнью.
— Правда, — отозвался откуда-то сверху Ица. — Клятва.
И Миха что-то этакое шкурой ощутил. Мир в очередной раз напомнил, что тут словами бросаться не след. Но сомнения остались.