Дикари Ойкумены.Трилогия
Шрифт:
Заблудшей душой Марк бродил по кишкам жилого комплекса.
Коридор отблескивал унылой, казарменной чистотой. Под потолком вместо привычных «солнышек» лепились газоразрядные лампы. Их свет резал глаза. Пользы от ламп было с гулькин нос: бо льшая часть коридора оставалась в тени. Кулаком Марк легонько постукивал в запертые двери. Кладовки? Подсобки? Табличек на дверях не было. Вскоре он вышел в гулкий холл – бетонную коробку без окон. Отсюда коридоры расходились по комплексу буквой «Т». Торцевую стену холла украшал имперский орел, покрытый свежим слоем «золота». Запах эмали еще не выветрился.
Марк сунулся внутрь – и замер на пороге.
Десяток длинных столов. Обернутые сукном доски на «ногах»раскладках. Стойки с валиками и прижимами. За третьим с краю столом трудился рядовой Ноний. На столешнице распласталась полевая форма, и Ноний, высунув от усердия кончик языка, старательно утюжил ее… Великий Разум! Утюжил! Вне сомнений, странный предмет в руках солдата являлся утюгом. Тем самым, которым советовал Марку делать морду наладчик Пробус.
Марк в теории знал, что такое утюг. Видел на картинке в детстве. Позже – в музее. Пару раз мельком – в исторических фильмах. Но чтобы взаправду использовать этот антиквариат для глажки одежды?!
Ноний поднял взгляд на Марка и все понял правильно.
– В автомате глажка не работает, – вздохнул он. Лицо парня раскраснелось, щеки были пунцовыми. – Пятую неделю. Обещали починить…
– Когда? – спросил Марк.
– Вчера обещали. И шесть дней назад. И две недели назад… Вот, приходится вручную.
– А эти штуки? Тоже для глажки?
– Ага. Барахло. Все время чтонибудь застревает. Утюгом надежнее.
Что ж, подумал Марк, будем осваивать технологии каменного века. Когда он вернулся с мятой, но чистой формой, в гладильной попрежнему торчал один Ноний. Остальные бойцы не спешили приводить одежду в порядок. Марк взял с полки утюг, взвесил на руке. Тяжелый, зараза. Включил нагрев – индикатор показал восемьдесят пять процентов заряда – и пристроился по соседству с Нонием. Пару раз с непривычки обжегся, но вскоре приноровился, и дело пошло на лад.
Ноний вздыхал с удручающей частотой. Хотел чтото сказать, но не решался.
– Я не кусаюсь, – подбодрил его Марк.
– Слушай, ты бы это… ну, перед начальством…
– Что – перед начальством?
– Не прогибайся так, да?
– Это я прогибаюсь?! – изумился Марк. Мазнув рукой по раскаленному боку утюга, он зашипел от боли. – Где?!
– Везде! С самого утра…
– Например?
– Ну, на плацу. Когда маршировали. Ты ж как на параде вышагивал! Все нормально идут, а ты…
– Это ты не видел, как на параде маршируют. Обычный строевой шаг. Я ж не виноват, что тут половина в ногу не попадает!
– А на турнике? Подъем переворотом – двадцать раз! Я считал. На «отлично» десяти достаточно. Подтягивание – тоже десятка. А ты тридцать отпахал. На фига выделываться?
– Сделал, сколько мог…
Марк мог больше. Когда его вызвали к турнику, он как раз решил «не выделываться». Выходит, не спасло.
«Проклятье! Я что, оправдываюсь?! Перед кем?!»
– У нас многие и десяти не могут. Я, например… – Ноний потупился. – У вас в училище другие нормативы были?
– Другие. Там все другое было.
– В общем, ты лучше… Не лезь вперед всех. Ребята неправильно поймут. Решат, в декурионы метишь. На тебя и так уже косо смотрят…
Некоторое время Марк молчал.
– Ладно, учту. – Он криво усмехнулся. – Спасибо, что просветил. Тебя как зовут? Меня – Марком.
– Кезон.
– Не трясись, Кезон. – Марк протянул Нонию руку. – Прорвемся.
V
– Центурия,
Сирена орала, как роженица. Под потолком казармы взбесились багровые зарницы «алармов». С двухъярусных коек горохом сыпались бойцы в исподнем. Босые пятки с маху ударяли в пол. Сюрреалистическими крыльями нетопырей мелькала спешно надеваемая форма.
– Шевелись! Стройся!
– Проснуться, живо!
– Ты, сонная муха!..
Норматив – пятьдесят секунд. Рассудок Марка еще прозябал во власти сна – тело действовало само, на голых рефлексах. Сколько у него их было, учебных тревог! В том, что тревога учебная, Марк ни секунды не сомневался. Война на мирном, патриархальном Сечене? Высадка десанта с дикой Кемчуги?! Гусары умирают, но не сдаются, ждут подмоги от союзниковпомпилианцев…
В такой экстрим верилось с трудом.
Он уложился в сорок три секунды. Посредственное время для курсантавыпускника, отличное – для рядового в учебке. Опять решат, что выслуживается. Ну и хрен с ними! Пусть думают, что хотят. Уже стоя в заполняющемся строю, Марк наскоро проверил форму и амуницию. Мундир застегнут, портупея подогнана, подсумки и поясные аккумуляторы на месте. «Универсал» на плече, в походном положении – заряжен и на предохранителе.
– Ррравняйсь! Смирррна!
Строй окаменел.
– Деканам приступить к осмотру личного состава!
Командовал незнакомый декурион. Ливии Метеллы видно не было. Вдоль строя двинулись четыре декана, придирчиво осматривая бойцов. Они напоминали таможенных псов, вынюхивающих наркоту.
– Почему воротничок нараспашку?!
– Где подсумок, боец?!
– Оружие к осмотру! Не заряжено?! Рядовой Кацелий?
– Так точно!
– Два наряда вне очереди!
– Есть два наряда вне очереди…
Декан Прастина возник перед Марком как бес из табакерки. Осматривал долго, с въедливостью заклятого врага. Потребовал предъявить оружие. Марк предъявил. Прастина скрипнул зубами: придраться снова было не к чему. Кусая губы, он двинулся дальше, не задерживаясь возле других бойцов.
– Вольно. Отбой учебной тревоги. Ррразойдись!..
И через час:
– Центурия, подъем! Тревога!
Сирена, багровые сполохи, топот ног, сдавленная брань… Карусель, подумал Марк. Знаем, проходили. В училище, на первом курсе. Спать хотелось до одури. Кружилась голова. «Рразойдись!»; мутная, беспокойная дрема; «Центурия, подъем!..» Декан Прастина скользнул по Марку бессмысленным взглядом сомнамбулы и протопал дальше на деревянных ногах. Не узнал спросонья? Вряд ли. Лопоухому было уже все равно – лишь бы скорее упасть и отрубиться. Марку хотелось того же. Мысли путались, в груди под сердцем копилась тупая злоба. Тыкалась в ребра, искала выход. Салабона нашли? Примерного? Подъемотбой, упалотжался? Значит, выслуживаюсь? Штык вам в очко, чтоб голова не болталась! Буду как все. Раздолбаем, по меткому определению врача.
Прав Ноний, не хер прогибаться…
Четвертая серия сорвала Марка, что называется, с нарезки. Плохо соображая, что делает, дрожа от липкого, дурманного куража, он ужом ввинтился под собственную койку – благо спал на нижней, – свернулся калачиком и провалился в сон. Жесткий пол показался ему мягче перины. Идите в задницу с вашими тревогами! Мы свое в училище «откаруселили». Он беззастенчиво продрых и сирену, и команду «Центурия, подъем!», и отбой, и суматоху, начавшуюся в пятый раз. Скорее всего, никто бы его не хватился, если бы изпод койки в самый разгар проверки не высунулась босая нога. Об нее споткнулся декан Прастина, едва не упав. Лопоухий тупо уставился на препятствие, заморгал, пытаясь навезти резкость, – и вдруг оскалился с волчьим энтузиазмом.