Дикарка у варваров. Песнь Сумерек
Шрифт:
— Это из-за того, что я заступилась за тебя?
— Заступилась? — он рассмеялся. — Ты грозила тьяньши всеми карами, если он не позволит мне остаться твоим старшим братом! Вот уж не думал, что ты настолько ко мне привязана, дикарёнок! — он толкнул меня плечом.
Я тут же попыталась шарахнуть его, но, конечно, промахнулась и с издёвкой фыркнула:
— Должен же был кто-то набраться смелости и высказать возражение вслух, а не молча стоять рядом, уткнувшись взглядом в землю!
Думала, его задеть, но Вэй только улыбнулся шире, на лице — то же счастливое выражение.
— И не смотри
— Хочешь, расскажу легенду, как возникло чжунго ушу? — вдруг спросил он.
На мгновение я растерялась от такой резкой смены темы, но тут же нахмурилась и буркнула:
— Нет!
— Напрасно. Услышав её, может, больше не пыталась бы меня ударить.
— Когда-нибудь не промахнусь! — огрызнулась я и, ускорив шаг, влетела в строение, где располагались комнаты адептов. — И можешь не провожать, сама найду дорогу!
— Росинка!
Вэй тоже ускорился и догнал меня на пороге моей комнаты, лицо его стало серьёзным.
— Если ты не слышала, не значит, что я молчал, «уткнувшись взглядом в землю». Я мысленно молил тьяньши не забирать тебя из-под моей опеки, пока он не закрыл для меня своё сознание. Но мои просьбы конечно бы ничего не дали, если б не… Не ожидал, что ты… — словно растеряв все слова, он вдруг обнял меня и прижал к груди. — Спасибо, росинка.
Я настолько растерялась, что даже не подумала обнять его, и только хлопнула глазами, когда Вэй, отодвинувшись, легко коснулся моего носа кончиком указательного пальца.
— Это вместо щелчка — тебе же не нравится, когда я так делаю, — улыбнулся он.
Я справилась со ступором, моргнула ещё раз и совсем невпопад спросила:
— Так о чём была та легенда?
— Тоже переводишь разговор? — рассмеялся Вэй. — Быстро учишься! Ну да ладно, расскажу!
Легенда возникновения чжанго ушу — боевого искусства приютившего меня монастыря — полностью отражала даосскую философию о не-деянии и невмешательстве в естественный ход вещей. Якобы один из полулегендарных основателей монастыря увидел однажды во дворе перед храмом, как журавль пытается перекусить змеёй. Та, конечно, не хотела мириться с участью стать обедом и всячески увёртывалась от атак пернатого. При этом настолько впечатлила наблюдавшего за сценой мудреца, что он рассмотрел в этой отчаянной борьбе за жизнь воплощение даосской идеи одоления преград и достижения победы путём уступок. «Змеиные» увиливающие движения легли в основу боевого искусства, кардинально отличающегося от остальных стилей, больше основанных на силе, дающей способность раздробить рукой камень.
Уворачиваться мой гэгэ умел в совершенстве и не без причины считался непревзойдённым среди учеников мастера Фа Хи. Но теперь после очередного самодовольного заявления, что стукнуть его мне не удастся ещё долго, превзойзи «братца» стало моей целью. Не-деяние, невмешательство, уступки — в какой-то мере похоже на христианское непротивление злу. Только тут уступаешь, чтобы лучше примериться и нанести удар, когда противник меньше всего этого ждёт — очень полезная философия. Правда, мне начать «уступки» пришлось совсем не с каверзных ударов… и уже на следующее утро.
Пробуждение было непривычным. Никто
— Ш-шифу? Что ты здесь…
— Поднимайся, — приказал Фа Хи. — Жду тебя перед храмом Императора, — и бесшумно скользнул за порог.
Протирая глаза, я потащилась в комнату для омовений. В переходах — ни души. Неужели все уже ушли глотать солнце, и Вэй меня не разбудил? Ополоснув лицо, я, зевая, вышла во дворик и поняла, почему коридоры были пустыми. Никто не ушёл глотать солнце — его не было и в помине. Фа Хи вытащил меня из постели ещё до колокола! Застонав, я походкой зомби направилась к храму Императора. Мой учитель ждал возле курильницы.
— Это наказание за то, что непочтительно говорила с тьяньши? — недовольно буркнула я. — И как у тебя получается будить взглядом?
— Годы тренировок с ленивыми учениками, — как всегда невозмутимо проронил он.
— Я не ленивая! Просто невыспавшаяся. После всего, думала, дадут поспать подольше!
— Остальным — да. Но не тебе.
— Вот как? — насупилась я. — Это — дискримина…
— Тьяньши обвинил во всём произошедшем ночью твоего старшего брата, — резко оборвал меня Фа Хи. — Но вина Вэя — лишь в желании произвести на тебя впечатление. Основная вина — на тебе.
— Из-за того, что подбила его прыгнуть с башни? — потупилась я.
— Нет. Из-за того, что отказываешься принять Дао и — не закатывай глаза — упорядочить бурлящие в тебе энергии. Твой дух — сильнее, чем я предполагал. Научиться скрывать его — необходимо. Но ты упрямо отвергаешь практики, способные тебе помочь.
— Потому что считаю их бредом! — не выдержала я. — У каждого — своя религия, ваша мне непонятна! Как можно проглотить солнце? Зачем гонять по рту слюну и стучать зубами? У меня — всего одна душа, и она — бессмертна, а бессмертия тела не бывает! Человек — смертен, и это не изменить никому!
На лице Фа Хи не дрогнул ни один мускул.
— Я не буду с тобой спорить — сейчас для споров нет времени. До сих пор я терпел твоё упрямство, но прошлой ночью из-за него угрозе подверглись все в этом монастыре. Повториться такое не должно. Думаю, я знаю, как упорядочить твои энергии и научить управлять ими, но ты должна в этом помочь.
Я приглашающе махнула рукой.
— Во сне ты зовёшь родителей почти каждую ночь.
— Каждую, не почти. Но откуда ты… — и тут же догадалась, — Вэй! Ну подожди, предатель!
— Он беспокоится о тебе. Может, даже больше, чем следует, — заступился за ученика Фа Хи. — Почему, думаешь, они тебе снятся?
Я пожала плечами — не собираюсь обсуждать мою тоску по родителям с этим псевдо-психологом.
— Ты — их единственное дитя, о судьбе которого они ничего не знают. Вероятно, ты чувствуешь их боль, она не даёт тебе покоя, и по ночам, когда дух освобождается от контроля разума, твоё сознание устремляется к ним, желая утешить. Состояние медитации соединяет сон и бодрствование, освобожадет дух и позволяет сознанию проникнуть туда, куда не может проникнуть тело — в реальность, где остались твои родители…