Дикая груша у светлой реки
Шрифт:
— Гура-Дад двое, — ответил Дени.
— Он не таким бывает. У него белая борода, красная шапка, — недовольна Хеда.
— Сейчас же идет война. Во время войны нужно надеть военную форму, — попытался развеять ее сомнения Дени.
— А где тогда подарки? — ради подарков Мамед согласен простить им военную форму.
— И подарки есть, — достав из кармана завернутую в бумагу лепешку, Довт разделил ее на несколько частей. — Берите, дети, ешьте.
— И у меня есть для вас подарки, — Дени достал из кармана сыр, завернутый
— Гура-Дады! Знаете, как мы раньше встречали Новый год? — спросила Хеда.
— Как? Расскажи, — повернулся к ней Дени.
— Все брались за руки и водили вокруг елки хоровод…
— И мы сделаем так же, подходите все, беритесь за руки, — согласился Дени.
— Я елка, я елка! — встал в круг Мамед.
Остальные повели вокруг него хоровод. Хеда оказалась между ним и Дени. Все запели:
Новый год, Новый год —
Пусть добрым будет твой приход!
Новый год, Новый год —
Пусть счастье принесет!
Прошло какое-то время.
— Знаете, что еще делали раньше? — остановилась Хеда. — Играли в кошки-мышки.
Глаза Мамеда заблестели от удовольствия.
— Ладно, — сказал он, — ты будешь мышкой, я — кошкой.
Хеда побежала, Мамед бросился ее догонять. Остальные стали приговаривать:
Мышь, мышь, убегай,
Убегай, скрывайся!
Кошка, будь ты начеку,
Поймай быстро мышку!
Когда Хеда покинула круг, он распался, так как Довт и Дени не взялись за руки. Оторвавшаяся от «кошки» Хеда заметила это.
— Беритесь за руки, не пропускайте «кошку»! — закричала Хеда. Руки Довта и Дени соединились. Довт на время забыл обо всем: о войне, о вражде, обидах. Он вернулся в детство, в утро своей жизни. А там все было светлым, навевающим покой, как прозрачные воды реки, протекающей рядом с их селом, как тень дикой груши на ее берегу.
На глаза навернулись слезы.
Остопируллах, как же он ослаб, чуть не расплакался. В последнее время часто тянет плакать. К чему бы это?
Довт тряхнул головой, словно отгоняя нахлынувшие чувства, и попробовал переключить внимание на игру детей.
Шама отвел в сторону Довта и Дени.
— Наши с Хедой родители умерли… И их родители тоже… Мы не говорим об этом маленьким, скрываем, — прошептал мальчик.
— Да смилостивится над ними Бог!
— Да будет Он милостив к ним… Иди, Шама, к детям… Нам нужно немного поговорить, — сказал Довт, потом, когда мальчик ушел, обратился к Дени. — Ну, что будем делать с этими детьми?
— Что? Нужно увезти
— Я увезу их в горы, в наше село…
— Да ты что? Оставшиеся там, бедняги, сами еле сводят концы с концами, к тому же путь туда не безопасен, дороги постоянно бомбят, подвергают артобстрелам, — не соглашается с ним Дени.
— Давно ты был в селе?
— Месяц назад.
— Как там?
— Большинство жителей уехало… Осталось с десяток семей… И семья Берса дома…
— Как же нам поступить с этими детьми?
— Я их увезу… в Кабарду… в санаторий… Там безопасно… И в школу пойдут…
— Тогда быстрее собирайся в дорогу, — сказал Довт. — Скоро должны прийти мои товарищи. Мне трудно будет их удержать.
Зачем он это сказал? Да, ему не хотелось, чтобы Дени знал, что он один как перст.
Дени и сам не намерен задерживаться.
— Дети, собирайтесь! Мы уходим.
— Куда? — спросил Шама.
— Туда, где нет войны.
Двинувшийся было в сторону выхода Дени вдруг застыл на месте, заслышав гул грузовой машины. Машина остановилась.
— Слезайте! Прочешем это место! — раздалась команда на русском языке.
Дени и Довт на мгновение замерли.
— Подождите пока, я пойду, посмотрю. — Когда Дени вышел, Довт с пистолетом в руках стал за дверью и, приложив палец к губам, попросил детей не шуметь.
«Сейчас мы увидим, Дени, насколько тебе можно верить», — прошептал он.
Снаружи послышались голоса:
— Стой! Ты кто такой?
— Я заместитель начальника райотдела милиции Денисултанов Дени.
— Документы!
На какое-то время установилась тишина.
— Что ты здесь делаешь? — задал вопрос тот же голос.
— Проверяем этот квартал силами милиции.
— Помощь нужна?
— Спасибо, нет.
Когда шум машины стал отдаляться, Дени вошел.
— Уехали? — засунул свой пистолет за пояс Довт.
— Уехали.
— Милость Бога не знает границ!
— Алхамдулиллах! Пошли, дети!
— Счастливого пути! — протянул Довт руку Дени.
— Счастливо оставаться! — пожал ее Дени. У двери Дени вдруг оборачивается.
— Довт, я не убивал Берса.
— Теперь я верю тебе.
— В тот день мое оружие не стреляло.
— Я верю… А кто его убил?
— Когда погас свет… Тот, кто привык вершить свои дела в темноте…
— Значит, кто-то третий сеет между нами вражду…
— Да, Довт. Я давно это понял, — с этими словами он направился к двери. Пропустив вперед детей, вышел сам.
— Да хранит вас Бог! — произнес Довт. Потом, прохаживаясь по комнате, добавил: — Опять я остался один. — И продолжает размышлять вслух: «Много удивительного пришлось сегодня увидеть. Человек, который воевал против меня, которого я считал своим злейшим врагом, спас меня. Не выдал солдатам. Мы помирились, помирились из-за этих детей. Значит, не такими уж и врагами мы были…»