Дикая кошка
Шрифт:
– Эх! Мой друг, – сказал Малягрида, – вы скоро ответили на сигнал.
– С самого утра я лежал в высоких травах, – лаконически ответил дикарь, в котором легко можно было узнать техюэля по орлиному перу, которое он носил на своей военной туфе.
– Я не мог прийти раньше, – возразил мажордом, – никто не спал в доме, я ожидал, пока они не заснут.
– Оах! Мой брат благоразумен.
– Благоразумие есть мать безопасности, как говорят; но прежде всего, скажите мне, почему Овициата не явился сам на указанное им место?
– Овициата
– Я догадываюсь о том, что вы хотите сказать, но...
– Я брат его! Шунка-Эти (Скачущий Олень), – сказал индеец с гордостью, бесцеремонно перебивая Малягрида, – и чего не может сделать вождь, то сделаю я вместо него.
– Ну, это касается его; итак, чего он желает от меня?
– Овициата спрашивает, почему его белый друг не исполняет своего обещания?
– Карамба! – воскликнул Малягрида. – Потому что мой друг краснокожий не исполняет своего обещания.
– Что обещал мой брат токи великий вождь, чего он не отдал тебе?
– Мешок золотого песка, пардье! Он это знает!
– Вот он!
И индеец, отвязав довольно тяжелый мешок от пояса, бросил его под ноги управляющего. Тот с жадностью схватил его и не мог удержать восклицания радости.
– Наконец-то! – сказал он.
Но индеец, быстро положив руку на мешок, остановил Малягриду в то время, когда тот хотел опустить его в широкий свой карман; мажордом взглянул на техюэль-ского воина с удивлением.
– Получая, отдают, – сказал Шунка-Эти с иронической улыбкой.
– Это правда, – ответил испанец.
И вынув ключ из своего кармана, он передал его индейцу.
– Оах, – воскликнул тот, – мой брат будет доволен!
В это время смешанные голоса, между которыми слышалось несколько раз повторенное имя Малягриды, раздались у дома и перебили разговор двух злодеев.
Индеец пополз, как змея, и исчез в чаще в то время, как мажордом, встав, направился большими шагами.
Едва оба эти типа, разговор которых мы передали читателю, исчезли, как вдруг между листьями кустарника соседнего от того, в котором они назначили друг другу свидание, показалось лицо Перикко.
– Ох, ох! – сказал он, выпрямляясь и потираясь на разные манеры для восстановления циркуляции крови в утомленных его членах от долгой неподвижности. – Я не в накладе! Эх! Мне пришла прекрасная мысль подстеречь нашего почтенного мажордома; но какие дела могут быть у него с индейцами? Гм! Все это не ясно!.. Ба! Надо потерпеть; но посмотрим, что это за суматоха в доме.
И сказав это, он направился к дому, откуда доносились крики.
Эта суматоха, как назвал ее Перикко, была произведена вследствие непредвиденного прибытия генерала дона Дьего де Л ара, который, как только сошел с лошади, бросился в сад на поиски своей жены, а за ним следовали его слуги.
– Сеньора отдыхает в беседке из попалов, – ответил управляющий. –
Но молодой человек не слышал его, он был уже далеко. Когда он вошел в беседку, жена бросилась в его объятия.
– Мерседес!
– Дьего!
Эти два имени были произнесены разом мужем и женой, и они слились в продолжительном и горячем поцелуе; потом молодой человек, обняв за талию Мерседес, которая нежно склонила голову на его плечо, лаская его взором, с кротостью увел ее в беседку, где они наговорили друг другу множество приятных и нежных слов, которые на всех языках резюмируются и переводятся так: «Я люблю тебя!»
После этого продолжительного излияния чувств, которые уже год были женаты и обожали друг друга также как и в первый день, дон Дьего возвратился в свои покои для того, чтобы переодеться и отдохнуть.
– Ну! Мой добрый Перикко, – сказал молодой человек, входя в спальню, – я очень рад, что вижу тебя.
И он от души пожал руку старого слуги, который со свойственной ему флегмой и ворча, приготовлял необходимые для туалета своего господина принадлежности.
– Право, и я также рад! – ответил Перикко.
– Это правда! – продолжал дон Дьего, бросаясь в кресло. – Мне весьма приятно видеть вас всех, с которыми я так долго не виделся; я привык к вашим добрым лицам, я скучал по вас. Даже и по управляющему, который надоедал мне!
– Неужели вы так дорожите им... вашим управляющим, генерал?
– Что? – спросил тот, оборачиваясь с живостью.
– Я спрашиваю у вас, сильно ли вы дорожите вашим управляющим?
– Я прекрасно слышал твой вопрос, но зачем ты мне задаешь его?
– Ну! Конечно для того, чтобы узнать это.
– По какой же причине я стал бы дорожить им более чем другим?
– В таком случае, слава Богу, потому что вы не затруднитесь прогнать его, не правда ли?
– Ты хочешь, чтобы я прогнал Малягрида?
– Выслушайте меня, ваше превосходительство; мне не хотелось бы, чтобы прогнали его.
– В таком случае, чего же тебе хочется?
– Мне ничего; но только я советую вам прогнать его самим, вот и все.
– Ты сошел с ума, Перикко; это человек, который прослужил семейству моей жены около двадцати лет.
– Это правда; но это несчастье.
– Ты понимаешь, что я не могу прогнать без всякого основания этого честного человека, только потому, что он не нравится тебе.
– Но, – сказал Перикко, захохотав, – это уже основание.
Потом он продолжал серьезно:
– Слушайте ваше превосходительство, поверьте мне, удалите этого человека как можно скорее.
– Но скажи же, за что?
– Я еще не знаю ничего определенного о нем; но только он подозрителен!.. Давно уже я наблюдаю за ним; но сегодня утром, за несколько минут до вашего приезда, я подслушал разговор между ним и индейцем. Я не мог расслышать их разговора, но имя Овициата было произнесено несколько раз.