Дикая любовь

Коротков Юрий Марксович

Максим, сбитый с толку их поспешным бегством, настороженно оглядываясь на дверь, побежал к Сью. Она уже сама шла навстречу в разорванной по швам, перепачканной бетонной пылью одежде, бессильно опираясь рукой о стену.

— Я боюсь! Уведи меня отсюда! — захлебываясь слезами, она вцепилась в Максима.

— Все… Все, успокойся… — Максим обнял ее и торопливо повел к выходу. Нажал было кнопку лифта, но Сью отчаянно замотала головой:

— Я не пойду к Гале! Уведи меня отсюда!

Губан догнал своих в

конце двора.

— Разошлись, — вполголоса скомандовал он не оборачиваясь. — Ловите тачку — и быстро в интернат.

— Чего ты рванул? Урыли бы его на месте! — заорал Тарас, держась за разбитую скулу.

— Быстро разошлись, я сказал! Все, вечером увидимся… — Губан, оглядевшись по сторонам, пробежал между домами, прыгнул в машину. Попетляв по переулкам, выехал на проспект, здесь чуть расслабился, достал сигареты, прикурил и несколько раз глубоко затянулся.

— Ну? — спросила Маша с заднего сиденья.

Губан отрицательно мотнул головой.

— Твой мажор приперся… Уехал вроде. Чего забыл, не знаю…

— И что — ничего?!

— Раздели только.

— Подробно рассказывай! — велела Маша.

— Ну, затащили в подвал. Джинсы сняли, свитер…

— Она голая лежала? — допрашивала Маша.

— Да.

— На полу?

— Нет, на ковре персидском, — огрызнулся Губан.

— Он видел?

— Видел.

— Его не трогали?

— Нет.

— Смотри, я ведь узнаю…

Губан затормозил неподалеку от интерната. Вопросительно глянул в зеркало на Машу.

— Ты обещала…

— Ладно, — сказала она, помолчав. — Поехали.

В тесной квартирке Губана стены были сплошь, как обоями, заклеены плакатами с Брюсом Ли и Шварценеггером, обнаженными моделями, вместо люстры посреди комнаты висела боксерская груша, в углу стояла железная качалка со штангой. Из мебели только низкая тахта и столик с телевизором и видаком.

Маша с порога сразу подошла к тахте и встала, опустив руки. Губан, радостно-суетливый, принес с кухни бутылку шампанского и два фужера, поставил в изголовье, включил магнитофон, зажег ночник — сноп светящихся нитей.

— Давай быстрее, мне домой надо, — равнодушно сказала Маша.

Губан обнял ее. Маша отвела лицо. Он робко потянул вверх свитер. Маша досадливо вздохнула сквозь стиснутые зубы, оттолкнула его руки, сама сняла свитер, бросила на тахту и снова замерла, глядя в окно.

Губан медленно провел пальцами по ее плечам, по груди. Опустил руки.

— Я так не могу, — сказал он.

— В тот раз смог — не помер. Я тебе на шею вешаться не обещала.

Губан отступил и сел на тахту, опустив голову.

— Я тебя люблю, — тоскливо сказал он.

— Все? Можно идти? — Маша надела свитер и пошла к двери.

— Что мне делать, Марго? Скажи, что мне делать, я сделаю…

— Застрелись из своей железки, — спокойно ответила

она, открывая дверь. — Только зарядить не забудь.

Сью в халате, с мокрыми волосами сидела на диване, обняв себя за плечи, всхлипывала и все никак не могла успокоиться.

— Может быть, вызвать врача? — встревоженно спросила мать из-за двери.

— Ничего не надо! Отстань! — крикнул Максим.

Он погладил Сью по голове, она уткнулась лицом ему в грудь.

— Я боюсь…

— Тихо, тихо… Все кончилось…

— Я боюсь… — всхлипывала Сью, у нее опять начиналась истерика. — Я не хочу к Гале. Я ее боюсь. Она меня ненавидит. Можно, я останусь у тебя?

— Конечно… Успокойся…

— Давай уедем… Я не хочу здесь больше жить, я боюсь. Я писала Пра о тебе, они нас ждут. Давай уедем вместе. Я здесь только из-за тебя. Я тебя люблю. Обещай, что мы уедем… — она, как щенок, тыкалась ему в лицо мокрыми губами, изо всех сил прижимая к себе, цепляясь за него, как за последнюю надежду на спасение…

Сью спала, устало свернувшись под одеялом. Максим осторожно вытащил руку у нее из-под головы и встал.

Сел в крутящееся кресло у стола, глядя на Сью.

Ударил пальцем по клавише — на мониторе компьютера возникло лицо Маши: «Привет!» Нажал еще раз — появилась надпись «Пока!» Заставки были разные: на «Привет!» Маша улыбалась, на прощание озорно подмигивала.

— Знаешь, у Сью неприятности, — сказал Максим.

— Да?.. — без интереса откликнулась Маша.

Они бродили по парку, по тем же аллеям, где недавно еще носились на мотоцикле, распугивая прохожих, и кружились по замершей карусели. Карусель была теперь заколочена наглухо досками, как брошенный дом, а мотоцикл до весны стоял в гараже.

Снега все еще не было, пожухлая осенняя трава на газоне замерзла и хрустела под ногами. Маленький пруд за низкой оградой затянуло льдом. Здесь осталась стая лебедей, опоздавших улететь в теплые страны, они плавали по черной воде у берега, а сторож длинным шестом ломал лед, расширяя полынью.

— У тебя хлеба нет? — спросила Маша. — Надо принести им в следующий раз…

— Представляешь, какие-то придурки напали на нее в подъезде. Хорошо хоть я вернулся, чисто случайно — она сумочку забыла… Она и так в шоке, выходить боится…

Маша молчала. Максим осторожно глянул на нее сбоку.

— Там темно было… Но, знаешь, мне показалось, что я по крайней мере одного из них раньше видел. У вас… Такой восточный…

— Шарипов, — беспечно сказала Маша. — А Тарасу ты классно в глаз засадил. До сих пор с фингалом ходит.

— Погоди… а ты откуда знаешь?

— А это я их наняла, — Маша на ходу тронула желтый лист, непонятно как удержавшийся на ветке до этих пор. — Жалко, ты не вовремя появился, все испортил… А рассказать, как я заплатила?