Дикая охота. Колесо

Aelah

– Пожалуй, я откажусь – топиться пока не собираюсь, - Мара сбросила с себя одежду и вошла в воду, еще хранившую дневное тепло. Лиреана фыркнула:

– А между тем, из тебя бы получилась утопленница дивной красоты.

– Иди к лешему, - беззлобно посоветовала ей ведьма, перевернувшись на спину и глядя на луну.

– Не пойду, он старый и спит вечно, никакого веселья с ним, - парировала лиреана. Немного помолчав, дева вод обратила взор к темному небу, - Чудесная ночь… Чувствуешь?

Чувствую, подумала ведьма. Не такая, как другие. Пьянящая, наполненная

предчувствием грозы, тяжелым влажным воздухом и запахом летних цветов. Пахнущая свободой, силой необузданной стихии и диким ветром. В такие ночи обычно происходит что-то великое – либо же просто идет дождь.

Лиреана наблюдала за ней, такая похожая на человека – но совсем иная. Темные ее глаза с искрами янтаря, прикрытые пушистыми ресницами, втягивали в себя все блики – как и у всех духов, очи у нее были что глубокие колодцы. Волосы ее мягкими прядями рассыпались по обнаженной груди и острым плечам, напоминая ручейки золота. Если бы человек увидел одну из лиреан – душу бы продал за то, чтобы обладать ею. Только девы вод издалека чуяли смертных и прятались от них на мягком дне. В каждом озере, в каждой речушке жила своя лиреана, рождающаяся вместе с водой и умирающая вместе с ней. Если ручей пересыхал, это могло означать лишь одно: его лиреана тоже ушла к Бессмертному.

Вода была теплой, словно парное молоко. Она ласково обнимала усталое тело, и Мара с наслаждением ощущала, как в каждой клеточке разливается покой и энергия. Ведьма вышла из воды, выжимая отяжелевшие мокрые волосы, и села подле лиреаны. Та мигом вооружилась гребнем и принялась расчесывать черные пряди. Мара позволяла это лишь ей, своей старой приятельнице, хранительнице пруда. Нежные пальцы лиреаны ловко распутывали волосы ведьмы, не выдрав ни единого волоска.

– О чем ты думаешь, колдунья Гарварны?

– О Ночи Сна, - Мара вытянула руку вперед, прикасаясь к незримому другим тонкому ручейку света, - О том, как же славно будет ощутить этот покой.

Лиреана прикрыла глаза, тихонько улыбнувшись: она любила низкий мелодичный голос ведьмы – и терпеть не могла ее немногословность. Дева вод была одной из немногих человекоподобных духов, и ей нравилось говорить, поэтому с Марой она общалась исключительно на языке ведьмы.

– А я не люблю Ночь Сна. Она означает, что я долго не смогу видеть тебя, ведьма.

Мягкий тихий смех Мары смешался с первым раскатом грома, пока еще далеким.

– Для тебя зима – это один миг, дева вод. Оглянуться не успеешь, как придет весна, и мы встретимся.

Лиреана отложила гребень и опустилась рядом с ведьмой, задумчиво глядя на темное небо.

– Миг, да… Сон ведь – что маленькая смерть. Только она может затянуться.

Ведьма молчала, ждала, когда дева вод продолжит. Та тоже коснулась пальцами нити энергии, к которой прикасалась Мара, и мягко подняла ладонь выше, к руке ведьмы.

– Все вокруг такое живое, Мара. Мы видим жизнь, мы ощущаем ее, всей своей бестелесной сутью и всем телом. Наш сон и впрямь короток – мы засыпаем уходим в вечную пустоту. Мы ощущаем, как время тянется сквозь нас. Но не всегда

в этом есть тишь и покой. Во времена Белой Смерти наш сон затянулся, - она умолкла, и Мара повернула голову, чтоб видеть ее лицо, - И я впервые боялась, что не проснусь.

– Как это было? – тихо спросила ведьма. Лиреана в ответ пожала плечами.

– Как что-то неправильное, неестественное. То, что не должно было быть. Будто кто-то запер нас, и мы ощущали, как в нашей чистоте нас начинает губить холод. Мы почти умирали тогда.

Мара вновь подняла взгляд в небо. Она помнила Белую Смерть так смутно… Помнила лишь, что тогда погибла ее мать, зеленоглазая Виска. Помнила и то, что тогда впервые ощутила эту пустоту внутри себя – и абсолютную наполненность жизнью, когда зима закончилась. Лиреана верно говорила – Белая Смерть была абсолютно неестественной.

– Это было словно болезнь.

Лиреана кивнула, чуть хмуря тонкие брови.

– Да. Мне с тех пор почему-то тревожно перед Ночью Сна. Как бы снова вот так не заболеть.

Ведьма изогнула уста в ехидной улыбке.

– Ты живешь без малого тысячу лет, старушка, тебя уже никакая зараза не возьмет.

– Ах ты так?!

Лиреана принялась щекотать ведьму, и по лесу прокатился заливистый хохот. Ветер возмущенно шелестел листвой – нашли время дурачиться! Скоро буря придет, поглядим тогда на ваше веселье! Впрочем, разве может гроза причинить вред детям природы?

Золотые локоны и угольно-черные пряди смешались, разметались волнами на мягкой зеленой траве. Женщины лежали рядом, глядя в небо, медленно затягивающееся темными низкими тучами. Мара чувствовала, как они наливаются влагой, готовой вот-вот пролиться на землю. Раскаты грома слышались все ближе, и в темноте мелькали вспышки молний. Лиреана склонилась над ведьмой и поцеловала ее в лоб:

– Возвращайся в дом, колдунья. Сейчас начнется.

От девы вод пахло водорослями, глубиной и водяными лилиями. Мара усмехнулась уголками губ, ловя тонкими пальцами легкие пряди золотистых волос.

– Что мне дождь? Я не боюсь промокнуть.

Лиреана покачала головой:

– Возвращайся. Еще успеешь выкупаться в летнем дожде. А сейчас тебе нужно отдохнуть, я знаю.

Ведьма тоже знала. Поэтому не стала спорить с лиреаной и поднялась с земли. Ветер утих – еще несколько минут, и затишье сменится стрелами дождя и громовыми раскатами. Подобрав одежду, Мара обернулась к лиреане:

– И ты бы спряталась… Хотя да, нашла, кому говорить – деве вод.

Лиреана обворожительно улыбнулась, сверкнув темными, как ночь, глазами.

– Раз ты просишь – так уж и быть.

С этими словами златовласая девушка поднялась на ноги и направилась к пруду. Гладь даже не колыхнулась, когда лиреана вошла в воду. Казалось, она сама становилась водой. Золотистые волосы, коснувшиеся глади пруда, словно растворялись в темных глубинах, превращаясь в отсветы молний. Лиреана исчезла во тьме прохладных вод, уходя на мягкое дно в свою колыбель. Мара почти видела, как мирно спит дева вод среди стеблей водорослей.