Дикая роза (др. изд.)
Шрифт:
Дверь за нею захлопнулась. Хью, стараясь не встречаться глазами с Энн, уселся в кресло читать письмо дочери.
Глава 3
— Будь я вашей женой, нипочем бы такого не стерпела.
— Правда, Нэнси? А что бы вы предприняли? Поколотили бы меня? Пожалуй, с вас бы сталось. — (Смех.)
Хью остановился на лестнице и брезгливо поморщился, узнав голос Нэнси Боушот, долетевший через приоткрытую дверь из комнаты Рэндла. Ему противно было это панибратство с прислугой, противно, что семейные нелады всем известны.
Энн и Миранда все ещё не ушли в церковь, и Хью, опасаясь,
Хью отступил, покашлял и, громко шаркая подошвами, одолел последние ступени. Потом постучал и заглянул в комнату. Нэнси Боушот, крепкая молодая женщина с богатейшей копной каштановых волос и вечно недовольным лицом, про которую говорили, что муж у неё скотина, быстро опустила на стол руку, державшую стакан. Она подобрала совок и щетку, поправила чистый, туго повязанный платок, из-под которого торчала на затылке её густая грива, и, чуть конфузливо пробормотав „доброе утро“, скользнула мимо Хью на лестницу. Хью вошел и затворил за собой дверь.
Чем-то напоминая карикатуры Хогарта, Рэндл сидел, развалясь, у стола, на котором соседствовали бутылка виски, два стакана, три вазы с розами, стопка блокнотов, исписанные листы бумаги, пепельница, полная окурков, банан, надкусанный сухарик, садовые ножницы и альбом гравюр Редутэ [11] , за который Рэндл заплатил очень высокую цену на аукционе у Кристи. Без пиджака, в полосатых подтяжках и мятой, не застегнутой доверху рубахе, он взирал на отца задумчиво, благосклонно, подбадривающе, точно аббат на просителя-монаха. В комнате пахло спиртным и розами.
11
Редутэ, Пьер-Жозеф (1759–1840) — французский живописец и гравер, прозванный „Рафаэлем цветов“. Создал художественные серии „Флора Наварры“, „Античная флора“, „Семейство лилейных“ и др.
— Здравствуй, Рэндл, — сказал Хью.
— Здравствуй, папа, — сказал Рэндл.
Отношения между отцом и сыном, боязливые, когда Рэндл был ребенком, ужасные, когда он подрос, и натянутые, когда он женился, в последние годы неожиданно наладились. Хью не знал, объяснялось ли это с его стороны просто потребностью заполнить пустоту, оставшуюся в душе после отъезда Сары, или же было подспудно связано с углубляющимся разладом между Рэндлом и Энн. Это последнее предположение немного смущало Хью, и бывали минуты, когда он улавливал в своем ещё робком и сдержанном общении с сыном что-то нежелательно заговорщицкое.
— Я только хотел выяснить, — сказал Хью, — может быть, мне все же удастся уговорить тебя поехать с нами сегодня в Сетон-Блейз.
— Да нет, едва ли, — отвечал Рэндл по-прежнему благосклонно, откинувшись назад вместе со стулом. — Мне эти люди не нравятся, я не нравлюсь им, так какого черта подвергать себя их суждению?
— Ну хорошо, хорошо, — сказал Хью. Правда ли, что они осуждают Рэндла? Кто знает? Милдред, которая так давно научилась терпимо относиться к Хамфри и так ловко его выгораживает, уж конечно, не назовешь строгой блюстительницей нравов. Милдред. На секунду мысли Хью обратились к ней. Да, он помнит, что целовал её, но подробности забыл, кроме того, что было лето.
Под внимательным взглядом Рэндла
12
„Рядом с моей белокурой милой“ (франц.); популярная песенка фривольного содержания.
— Я получил письмо от Сары, — сказал он. — Хочешь прочесть?
— Нет, спасибо, — ответил Рэндл и добавил: — Письма Сары меня бесят. С тех самых пор, как я женился, она превратила меня в половину человека. Начинает письмо „Дорогие Энн и Рэндл“, а подписывается „Привет и любовь вам обоим от нас обоих. Ваша Салли“. Как будто в такой формуле „любовь“ может что-нибудь значить. И как будто мой драгоценный зятек способен питать ко мне какие-либо чувства, кроме тупого презрения.
— Ты ему платишь взаимностью.
— Бессмысленный человек из бессмысленной страны. Сара, надо полагать, здорова?
— Она опять беременна.
— О господи, неужели опять? Впору подумать, что они католики. Уже имеются Пенни, и Джинни, и Бобби, и Тимми, а теперь ещё один младенец. С ума сойти.
— Ага, вон Пенн, — сказал Хью.
Мальчик показался из-за буков и, засунув руки в карманы, стал пересекать широкую лужайку перед домом. Казалось, он бредет куда глаза глядят. Бедняга, не удивительно, что Англия его немного пришибла. Хоть бы он встряхнулся и вспомнил, что надо вытереть посуду.
— Ужас, какой у мальчишки выговор, — сказал Рэндл.
— Надо было отдать его в приличную школу, я всегда говорил. Там ему хотя бы речь пообтесали. — Хью в свое время убеждал Сару отдать Пенна в дорогой интернат в Австралии и предлагал на это денег. Предложение его было отвергнуто, и за путаными объяснениями Сары Хью явственно слышал голос Джимми, заявляющего, что он никому, черт возьми, не позволит превратить его сына в какого-то несчастного сноба.
Рэндл, не одобрявший расходов на семейство сестры, промолчал, а потом заметил:
— Все равно он решил быть автомехаником, — словно от этого выговор Пенна становился менее одиозным.
В комнату влетела принаряженная Миранда, мельком глянула на Хью и бросилась к Рэндлу. Лицо у Рэндла просветлело. Он повернулся, Миранда прыгнула к нему на колени и крепко обняла за шею.
— Птичка моя, — произнес он чуть слышно и провел рукой сверху вниз по её спине. Хью отвернулся.
Минуту Миранда молча прижималась к отцу, потом вскочила и выбежала вон. Рэндл с улыбкой смотрел ей вслед.