Дикая собака
Шрифт:
Всё лучшее отдал, аж душа кровью обливается. Но нам, суровым степным парням, Великий Тэнгри завещал жить в скудости и аскезе, безо всяких диванов из невинно убиённых крокодилов. Бытовая роскошь и избыток материального отвлекает от духовного самосовершенствования.
К моменту, когда Гриша и компания вернулись с экскурсии, я представил им готовую продукцию и вкратце высказал свои мысли:
– Слушайте и внимайте. Гриша, вот тебе планшет, со встроенным искусственным интеллектом четвёртого класса. Вся справка по технике и её применению - в нём. Вы, вообще, ещё не передумали, может останетесь здесь?
– Нет, - ответил за всех Гриша, - мы должны ехать.
–
Работать швейцаром при портале я не хочу и не могу, а давать в чужие руки пульт управления - считаю вредным. Иначе здесь окажется толпа народу, ничего, кроме как воевать, не умеющих. Естественно, они начнут искать точку приложения сил своим умениям, а оно вообще никому не надо. В принципе, когда-нибудь, когда надо будет повоевать - тогда да, а раньше - нет. Так что обойдутся одноразовым порталом, может это предостережёт их от необдуманных движений. Я продолжил:
– После этого, разумеется, вы никому не будете нужны. Так что думайте, прежде чем молоть языком за ваши ништяки. Портал одноразовый, имейте в виду. Выйдите в пригодные для житья места, а там уже сами смотрите. Если появитесь, то звоните через планшет. Ну, я всё сказал. Давайте на посошок, и езжайте.
Добавил я ребятам от своих щедрот по сотне золотых рейхстугриков. Проводил, утёр скупую мужскую слезу, старею, видать, совсем сентиментальным стал. Выкрутил маяки, которые стояли на месте открытия портала, и пошёл по своим делам.
Глава 19
– Магеллан, я чувствую себя ничтожеством, - объявил мне Ичил, когда я его всё-таки нашёл.
Мы сидим на балконе третьего яруса рембазы и дышим свежим воздухом. С точки зрения комфорта - не самое лучшее место, зато оно вне конкуренции по панораме, которая открывается отсюда. Однако превосходные виды полуденной степи и запахи разогретых трав, которые доносит до нас ветерок, не радуют шамана. Он сидит в позе мокрого воробья, в тягчайшей депрессии, свойственной, пожалуй, больше русскому интеллигенту, нежели степняку. Я как-то раньше не замечал у него подобных самоедских рефлексий.
– Я думаю, думаю, вспотею весь, а эта машина чпок!
– и готово. Никаких трудов, практически, а делает то же самое, что и я. Только сложные вещи. Хех, я так никогда не смогу, - продолжает
– Не надо завидовать тому, что кто-то что-то делает лучше тебя. Зависть и уныние - смертные грехи. Это портит карму, вплоть до полнейшего её загноения. Что-то ты не сможешь сделать никогда, зато что-то иное делаешь лучше других. И пользоваться надо именно этим, а не страдать, как неполовозрелый пацан. Найди свои преимущества, и применяй их там, где никто другой не сможет ничего сделать.
Я в таком духе проводил сеанс психотерапии до тех пор, пока мысли шамана не перешли в конструктивное русло. Ичил притырил себе картридж от синтезатора, эта такая бутыль литра на два с сизой жижей внутри. Сказал, что там, внутри много всего такого, что поможет ему сделать всё что угодно. Что-то он мне обещает, обещает, а что имеет в виду под "всё что угодно", я так и не понял. Надо его мотивировать посильнее, чтобы шевелился с подходящим остервенением.
– C другой стороны, - продолжил шаман, я не понимаю, зачем делать такие машины, если всякий степняк может сделать кое-что необходимое, и не надо за собой таскать такую железяку. А с другой стороны, эта железяка может делать то, что я сделать просто так не могу. Ну и вообще, помогает здорово.
– Ты знаешь, чем твоё шаманство отличается от машинного производства?
– Ичил, похоже, об индустриализации не имеет никакого понятия, - у нас, например, косу может сделать любой кузнец. Хорошую косу. Но одну. За день-два. Машина же, таких кос, ну, может, чуть похуже качеством, за день наштампует пять сотен. Так и здесь. Пока тебе нужно сто грамм какой-то микстуры, ты сел и сделал. И когда надо полторы тонны - то без машин никак не обойтись. Увы.
Ичил слегка офигел от того, кому бы это потребовалось производить пятьсот кос в день, если кузнецы и одну-то продают с трудом. И тем более полторы тонны лекарства. Тут у меня зашевелились в голове кое-какие мысли, но додумать их я не успел.
– Не понимаю, - промычал он, - нет. Пятьсот кос! Полторы тонны лекарств? Куда столько? У вас, что все болеют?
– Туда. Болеют не все, но большинство. В нашем мире без малого восемь миллиардов людей. Если болеет каждый сотый, то это в целом больше, чем всё население Харкадара, включая младенцев.
– Как страшно у вас жить, наверное. Люди по головам друг другу ходят и все больные!?
– Ты к делу переходи, - подтолкнул его я, - что ты можешь, а что нет. А то от тебя только разговоры.
– Ну вот, - взбодрился он, - я сделал из живой воды, травы и вот этой штуки, - он потряс картриджем, - и применил силу. Я говорил с духом железного дома. Чем больше с ними общаешься, тем больше понимаешь. Как будто вспоминаешь что-то.
– Кароче!
– перебил его я.
– Я сделал раствор, который может так сделать твой организм, как ты хочешь. Но только это "как хочешь" - станет навсегда. Можешь стать, к примеру, бессмертным. Но об этом надо думать во время приема препарата.
Ишь ты, препарата. Каких слов нахватался, а?
– А ты-то сам не хочешь стать бессмертным?
– что-то мне такие подарки показались подозрительными.
– Я - нет. Это слишком. Я выпил уже. И сделал, как захотел. Только думать надо про себя, - мутно сформулировал Ичил задачу.
– И что же ты в себе такого сделал?
– Понимать, как всё это работает. И чтобы женщины меня любили.
Вот не ожидал, так не ожидал от Ичила таких желаний, свойственных более прыщавым юнцам, нежели зрелым мужчинам.
– Женщины-то зачем? У тебя проблемы что ли?
– я не смог удержаться от глупого вопроса.