Дикая
Шрифт:
— Точно, — кивнула я.
— Удачи вам в походе, — сказал он, залезая в машину.
— Удачи и вам… в поиске хобо, — ответила я и помахала ему вслед.
Я некоторое время постояла на дороге, даже не пытаясь остановить проезжавшие мимо машины. Я чувствовала себя более одинокой, чем любой живой человек на всем белом свете. Солнце палило как оглашенное, даже сквозь панаму. Я гадала, где сейчас Стейси и Трина. Мужчина, который подобрал их на дороге, собирался отвезти их только на 20 километров к востоку, к пересечению со следующим шоссе. Там нам надо было поймать еще одну попутку, которая отвезла бы нас на
Я взгромоздила Монстра на спину, спустилась сквозь высокую траву в кювет, поднялась на другой его стороне и вошла в лес, который теперь казался мне чем-то вроде дома. Миром, который стал моим после того, как мир дорог, городов и машин перестал мне принадлежать. Я шла, пока не набрела на хорошее местечко в тени дерева. Там я уселась на землю и вскрыла банку. Я не люблю пиво — на самом деле эта банка «Будвайзера» была единственной полной банкой пива, которую я выпила за свою жизнь.
Но его вкус показался мне приятным, таким, каким он, наверное, кажется людям, которые его любят: холодным, острым, резким и «правильным».
Попивая пиво, я исследовала содержимое пластикового пакета, который подарил мне Джимми. Я вытряхнула из него все, что в нем было, и разложила перед собой на земле: упаковку мятной жвачки; три влажные салфетки в индивидуальных упаковках; бумажный пакетик, в котором лежали две таблетки аспирина; шесть ирисок в прозрачной золотистой обертке; книжечку спичек; тонкую сырокопченую колбаску, запечатанную в своем собственном пластиковом вакуумном мире; одну-единственную сигарету в прозрачном цилиндрике «под стекло»; одноразовую бритву и широкую, почти плоскую банку запеченной фасоли.
В те недели, когда я готовилась выйти на МТХ, я думала о медведях, змеях, горных львах и незнакомых людях, которых буду встречать по дороге. У меня и мысли не возникало о волосатых гуманоидных двуногих тварях.
Я начала с колбаски, запивая ее остатками пива. Потом настала очередь ирисок, всех шести, я съела их одну за другой. А потом — все еще голодная, всегда голодная — я обратила свое внимание на банку с запеченной фасолью. Вскрыла ее с помощью крошечного приспособления, входившего в комплект моего швейцарского армейского ножа, и, будучи слишком разморенной, чтобы рыться в рюкзаке в поисках ложки, стала вылавливать фасолинки ножом и поедать — как хобо — прямо с ножа.
Я вернулась на дорогу в легком тумане пивного опьянения, жуя сразу две пластинки жвачки, чтобы протрезветь, и принялась с энтузиазмом размахивать большим пальцем перед каждой машиной, проезжавшей мимо. Через несколько минут рядом со мной притормозил старый белый «маверик». На водительском сиденье сидела женщина, рядом с ней — мужчина, еще один мужчина и собака — на заднем сиденье.
— Куда
— На Олд-Стейшен, — ответила я. — Или, по крайней мере, на перекресток тридцать шестого и сорок четвертого шоссе.
— Нам это по дороге, — сказала она, выбралась из машины, обошла ее сзади и открыла для меня багажник. Она выглядела лет на сорок. Волосы у нее были спутанные, вытравленные до белизны, лицо — припухлое, испещренное шрамиками от старого зажившего акне. На ней были обрезанные джинсы, в ушах — золотые сережки в форме бабочек, а верхнюю часть тела украшал сероватый топ, на первый взгляд сшитый из остатков швабры. — Ни хрена себе ты упаковалась, детка! — воскликнула она и рассмеялась грубым нарочитым смехом.
— Спасибо, спасибо, — приговаривала я, стирая с лица пот, пока мы вместе старались втиснуть Монстра в багажник. В конце концов у нас это получилось, и я забралась на заднее сиденье, к собаке и мужчине. Пес оказался породы хаски; голубоглазый и роскошный, он сидел на крохотном участке пола перед сиденьем. Мужчина был худ, примерно того же возраста, что и женщина, его темные волосы были заплетены в тонкую косицу.
На нем была черная кожаная куртка на голое тело, а голову украшала повязанная по-байкерски красная бандана.
— Привет, — пробормотала я ему, напрасно нашаривая ремень безопасности, который оказался безвозвратно утонувшим в складке сиденья. Мои глаза пробежали по его татуировкам. Шипастый металлический шар-моргенштерн [32] на конце цепи — на одной руке. На другой — торс женщины с голой грудью, с головой, запрокинутой назад то ли от боли, то ли от экстаза, то ли от того и другого разом. Поперек его загорелой груди было выведено латинское слово, значения которого я не знала. Когда я перестала ерзать в поисках ремня безопасности, хаски наклонил ко мне голову и нежно облизал мое колено мягким и странно прохладным языком.
32
Бронзовый шарик с ввинченными в него стальными шипами.
— У этого пса чертовски хороший вкус на женщин, — прокомментировал мужчина. — Его зовут Стиви Рэй, — добавил он. Пес тут же перестал вылизывать колено, плотно захлопнул пасть и посмотрел на меня своими льдистыми, обведенными черным глазами, словно понимал, что его уже представили, и хотел проявить галантность. — А я — Спайдер. Луизу ты уже знаешь — мы кличем ее Лу.
— Это я! — проговорила Лу, на мгновение встретившись со мной глазами в зеркальце заднего вида.
— А это — мой брат Дейв, — продолжал мужчина, указывая на другого мужчину, сидевшего на пассажирском сиденье.
— Привет, — сказала я.
— Ну а ты? У тебя вообще имя-то есть? — Дейв обернулся ко мне с вопросом.
— Ах да, извините. Я — Шерил, — улыбнулась я, хотя меня охватила смутная неуверенность в том, что я правильно поступила, сев в эту машину. Но теперь с этим уже ничего невозможно было поделать. Мы ехали вперед, и горячий ветер из окна обдувал мои волосы. Я принялась гладить Стиви Рэя, одновременно искоса наблюдая за Спайдером. — Спасибо, что подобрали меня, — проговорила я, стараясь скрыть свою неуверенность.