Дикие груши
Шрифт:
— Знаешь, лучше на мебельный иди. К моему отцу. Он из тебя настоящего столяра сделает. А?
— Нельзя! Тогда мой отец на вас всю вину свалит.
— А если на стройку?
— Кто меня туда возьмет?
— Там всегда люди нужны. Да и с жильем у строителей легче.
— Ты думаешь?
— Помнишь моего дядю Мухтара? Он нашу школу строил?
— Ну?
— Он работает бригадиром СМУ-1. На днях они получили великолепную квартиру. И в самом центре.
— Думаешь, он возьмет меня?
— Пойдем к нему! Сейчас
— Неудобно беспокоить. И поздно.
— Ну тогда завтра с утра. Они работают с семи. Строят дома работников милиции. На горе, около маяка. Представляешь?
— Я хоть на край света готов, лишь бы домой не возвращаться…
— Нельзя! Мать ведь изведется без тебя.
— Не могу понять, что она в нем нашла?
— Может, она… просто любит его?
— Не думаю… Скорее всего, не хочет, чтобы я остался без отца. А того не понимает, что мне каждый его кусок хлеба с попреками поперек горла встает. Сегодня мне новый костюм купил. И все ждет изъявлений благодарности. Злится, что молчу. Ворчит.
Сабур посмотрел на друга с сочувствием.
— А в школе разве лучше? На классном собрании, видите ли, меня обсудить надо. А потом — на родительском. Чтобы уж все знали. И каждый должен тебя воспитывать, говорить про тебя. А может, мне неинтересно его мнение? Только бы опозорить перед всеми!
— Ты неправ! И представить себе не можешь, как хорошо говорила о тебе Хамис Хадисовна. Жаль, ты ушел и не слышал.
— Знаешь, мне до сих пор неудобно, что я позволил взять тебе мою вину на себя. Думал, у тебя все обойдется…
— Ничего! Похоже, и так все обойдется. Ты только напрасно погорячился, да и на собрании до конца досидеть стоило.
— А… — Али махнул рукой. — Чем там все кончилось-то?
— Сначала Хамис Хадисовна выступила. А потом завуч. Мы думали: вот сейчас он нас поучать начнет, приказ с выговорами зачитает. А он возьми да и реши все по-своему. Сказал: всем надо подумать, что есть своя правда у Сарат Магомедовны и у Хамис.
— Чем же кончилось-то?
— Да тем, что и у нас с тобой своя правота есть!
— Я тебя серьезно спрашиваю.
— А я серьезно и говорю! Пусть каждый еще о происходящем подумает. На том разошлись.
— Ничего не пойму…
— Мне кажется, это Хамис Хадисовна всех так повернула.
— У нее — душа.
— Я недавно читал Монтеня «Об искусстве жить достойно». Так вот он считает: для этого нужен особый талант, природный дар.
— Знаешь, талант талантом. Мне бы — чтобы понимали.
— Понимать — это, по-моему, тоже талант. А?
— Не знаю. Мне пока все вокруг кажется довольно мерзким. Может, я и неправ. Может, настроение такое.
— Знаешь, я тебе немного завидую.
— Смеешься, что ли?
— Ничего не смеюсь. Думаю, что совсем неплохо — начать самостоятельную трудовую жизнь!
СЕМЕЙНЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Сабур
— Далеко направились? — спросила она.
— К вам, — улыбнулся Сабур.
Али остановился, виновато опустив голову. Это, конечно, нехорошо, что он самовольно ушел с собрания. Он боялся, сейчас учительница начнет уговаривать остаться в школе. А он не сможет ей ничего объяснить…
— Надо же как, — удивилась Хамис Хадисовна, — вы — ко мне, а я — к вам.
Она встала между Али и Сабуром, взяла их под руки, и они направились в парк. Все у Хамис Хадисовны выходило естественно и непринужденно. И разговаривать с ней было легко и интересно. Это ребята давно заметили.
А Сабуру сейчас, конечно, было легче: ведь не его дела обсуждались, а Али. Со стороны, во-первых, говорят, всегда виднее. Во-вторых, за себя просить трудно, почти невозможно. А за друга — пожалуйста. Вполне удобно. Такова уж, наверное, природа человека, думал про себя Сабур. А вслух он сказал:
— Мы сейчас говорили о вас, Хамис Хадисовна.
— Что же говорили?
— Вот вы можете помочь Али, а не помогаете, — пошутил Сабур.
Али с недоумением посмотрел на друга. Что это он такое выдумывает?
Но учительница только улыбнулась.
— Али берут на стройку, — серьезно начал Сабур. — И теперь ему нужна справка.
— Какая справка?
— Что он не учится в дневной школе.
— А он уже не учится?
— Уже не учится. Без этой справки его не имеют права принять на работу. Мы были у моего дяди. Он бригадир СМУ-1. Дядя готов взять Али на работу. У них бригада коммунистического труда. Там можно работать и учиться.
Только что Хамис Хадисовна хотела поговорить с Али совсем о другом. Она хотела убедить его не бросать школу. Хотела объяснить, что Али и сам может хорошо повлиять на родителей, он ведь у них один, и они его, конечно, очень любят…
И Али ждал, что разговор будет совсем о другом. О том, где он тогда выпил, как разбил стекло, не знает ли чего про скелет и прочее. И вероятно, про родителей. Про то, как он огорчит мать. Про то, как неразумно его решение. Конечно, Хамис Хадисовна имеет право говорить с ним про все это. Как учительница. Как человек, которому не безразлична его судьба…
Но Хамис Хадисовна ни о чем не стала спрашивать.
Она только сказала:
— Может, переведешься в вечернюю школу?
Али отрицательно покачал головой.
— Кто же меня переведет?
— Напиши заявление. «По семейным обстоятельствам прошу перевести меня в вечернюю школу».
Али ничего не ответил.
Сабур с укоризной посмотрел на учительницу. Не стоило, мол, упоминать о «семейных обстоятельствах» — самое больное место ведь!
И она поняла свою промашку. Ласково коснулась плеча Али.