Дикие лошади
Шрифт:
– Вы это заметили? – с интересом спросил О'Хара.
– А разве вы не слышали приветствий? Это был не спектакль. «Приветствуйте победителя», – сказали нам, но приветствовать было проще простого.
– Черт побери! – сказал О'Хара, сам лошадником не бывший. Он задумчиво посмотрел на моих гостей и неожиданно обратился ко мне: – Пусть семья Бой-ива будет вокруг тебя, почему бы нет?
Он хотел сказать, что я могу использовать их как телохранителей. Он не слышал, как Джексон Уэллс говорил мне, что предпочел бы, чтобы этот фильм не был снят. Но все же с его
Хотя Нэш не желал встречаться с человеком, которого играл, я откровенно представил их друг другу: «Джексон Уэллс – Нэш Рурк», – и посмотрел, как они пожимают друг другу руки с осторожным молчанием.
Кое в чем они были весьма похожи: одинаковое сложение, примерно одинаковый возраст, одинаково твердые лицевые мышцы. Джексон был светловолос, у Нэша были темные волосы, Джексон был солнечно открыт, тогда как Нэш за долгие годы пребывания в статусе суперзвезды ради самозащиты приучился к замкнутости. С женщинами он чувствовал себя свободнее, подмахнул автографы на протянутых ими программках и без усилий растопил их сердца. Ридли он тоже вручил автограф и сразу же забыл о нем.
Для фильма мы должны были снять, как Нэш идет вверх по лестнице на трибуну, чтобы посмотреть (предположительно) на свою лошадь, участвующую в забеге. К легкому ужасу О'Хары, Нэш пригласил миссис Уэллс и Люси встать в этой сцене рядом с ним, впереди телохранителей. Ридли, непрошеный, пошел по лестнице вслед за ними, а Джексон Уэллс остался рядом со мной. Судя по его виду, он не желал приходить сюда сегодня.
– Вашей жене это в голову не придет, – сказал я.
– Что не придет? – спросил он, хотя понимал, что я имею в виду.
– То, что она стоит рядом с вами-двадцать-шесть-лет-назад.
– Возраст не тот, – резко отозвался он. – В те времена мы были детьми. Но вы правы, мне это не нравится.
Однако он вытерпел это, стоя напряженно, но молча, пока Нэш, взяв у своего дублера пиджак, поднимался по лестнице и поворачивался как раз в нужном месте, чтобы попасть под освещение, тщательно спланированное Монкриффом. Мы сняли сцену три раза, и я пометил, что нужно взять первую и третью, и все это время О'Хара стоял у моего левого локтя, так сказать, неся стражу. Я усмехнулся:
– Мне что теперь, облачиться в доспехи?
– Это не повод для смеха.
– Не повод.
Никто не может поверить в свою неотвратимую смерть. Я не прервал съемки и весь день после полудня ходил по съемочной площадке, и иногда мне на некоторое время, минут на десять, удавалось забыть о ноже.
В какой-то момент, ожидая, пока будут готовы камера и свет, я обнаружил, что нахожусь в стороне от центра деятельности, стою возле Люси, смотрю в ее изумительные синие глаза и размышляю, сколько ей может быть лет.
Неожиданно она сказала:
– Вы спрашивали папу о фотографии Сони, чтобы не сделать ее похожей в вашем фильме.
– Верно. Но у него не сохранилось ни одной.
– Да, –
Покачав головой, я перевернул фото и прочитал карандашную надпись на обратной стороне: «Соня и Свин».
– Кто такой Свин? – спросил я.
– Понятия не имею, – сказала Люси. – Я никогда не слышала от папы упоминаний о нем. Но это написано рукой папы, так что он должен был знать его когда-то давно.
– Задолго до того, как ты родилась.
– Мне восемнадцать лет, – отозвалась она. Я почувствовал себя стариком.
– Могу я ненадолго взять это фото? Она, кажется, сомневалась.
– Я не хочу потерять его насовсем.
– А до завтра? – спросил я. – Если завтра вы приедете опять…
– Я не думаю, что получится. Папа на самом деле вообще не хотел приезжать. Он сделал это только ради мамы, она хотела увидеть Нэша Рурка.
– Может, завтра вы приедете сюда вдвоем с мамой?
– Она не сделает ничего, что не нравится папе.
– Аты?
– У меня нет своей машины.
– Тогда оставь мне фото всего на час.
Она просияла и согласилась, а я вручил фото Монкриффу с видом «стою-перед-вами-на коленях», упросив его сделать мне четкий негатив, с которого мы потом могли бы отпечатать позитив. Как обычно, потребуется день, чтобы пленку отвезли в Лондон в лабораторию, а потом привезли обратно, но в случае удачи я получу это завтра утром.
Утром. Если не умру сегодня.
– У вас дома, – спросил я чуть позже Люси, – есть компьютер и принтер?
– Конечно, – в замешательстве ответила она. – В наши дни без этого на ферме нельзя. Бумажная работа сводит папу с ума. А почему вы спрашиваете?
– Просто интересуюсь. У нас тут компьютер работает все время. – Я стал распространяться об этом, маскируя свое расследование. – Каждый дюйм пленки, каждый объектив, каждое фокусное расстояние… у нас есть человек, который контролирует сценарий и вникает во все это. Таким образом, мы можем снимать фильм в любой последовательности и быть уверенными, что он выйдет цельным, даже если сцены снимали вразбивку.
Она кивнула, отчасти понимая, и спросила:
– А все эти странные люди, которых вы нанимаете?.. Грузчики, десятники… зачем они?
– Грузчики передвигают декорации. Десятники отвечают за осветительное оборудование. В данный момент самый важный тип у нас – это менеджер. Он тот, кто обеспечивает транспорт, материал для декораций и прочие штуки в нужное время в нужном месте.
– А вы, – сказала она с откровенным сомнением, – главный ответственный за весь фильм?
– Я и продюсер. – Я указал на О'Хару. – Не будет нас, не будет и фильма.