Дикие лошади
Шрифт:
– Извините за беспорядок, – сказала она, потупившись. – Я не думала, что вы придете раньше шести часов, как приходили обычно. Я сейчас уберу здесь все. Дверь закрыть?
– Нет, оставь ее открытой.
Книги и бумаги были разбросаны почти по всему полу, и я с удивлением увидел, что многие из них были вытряхнуты из тех коробок, которые Люси уже исследовала и инвентаризировала. Папка с заметками о смерти Сони лежала открытой на столе: одни безвредные вырезки, поскольку разоблачающие сувениры Валентина лежали в сейфе О'Хары.
– Вам
– Спасибо.
Я окинул взглядом невероятный беспорядок на полу и спокойно спросил:
– Ты что-то искала?
– Ох! – Ее румянец стал ярче. – Папа просил… я имею в виду, я надеюсь, что вы не рассердитесь, но дядя Ридли приходил повидать меня.
– Сюда?
– Да. Я не знала, что он придет. Он просто постучал в дверь и вошел прямо в комнату, когда я открыла. Я сказала, что вам это может не понравиться, но он сказал, что ему на вас… то есть я хочу сказать, ему было все равно, что вы подумаете.
– Это твой отец послал его?
– Я не знаю, посылал ли он его. Он сказал ему, где я нахожусь и что делаю.
Я скрыл от нее, что втайне доволен этим. Я надеялся подтолкнуть Ридли к решительным действиям, надеялся, что Джексон сослужит мне в этом службу.
– Чего хотел Ридли? – спросил я.
– Он сказал, что я не должна говорить вам. – Она встала; в ее синих глазах билась тревога. – Мне это не нравится, и я не знаю, что я должна делать.
– Сесть куда-нибудь и расслабиться. – Я спокойно опустился в кресло, давая отдых натертой дельта-гипсом шее. – Плохое позади. Не стоит поднимать шум. Чего хотел Ридли?
Она нерешительно примостилась бочком на краешек стола, болтая свободной ногой. Неизменные джинсы в этот день были дополнены большим синим свитером с рисунком – резвящиеся белые ягнята. Вряд ли могло быть на свете что-либо более способствующее спокойствию.
Она наконец собралась с мыслями.
– Он хотел фотографию «банды», которую вы вчера показывали папе. И хотел что-то, что Валентин написал о Соне. Он разбросал все, что было в коробках. И еще, – она наморщила лоб, – он хотел ножи.
– Какие ножи?
– Он не сказал. Я спросила его, быть может, ему нужен тот нож, который меня попросили передать вам в Хантингдоне, и он сказал, что и этот, и другие.
– Что ты ответила ему?
– Я ответила, что не видела никаких других ножей и, во всяком случае, если у вас есть что-то такое, то вы должны хранить это под замком в сейфе… и… ну… он велел мне выманить у вас шифр, которым вы запираете
– Успокойся, – сказал я, – а я пока подумаю.
– Мне прибрать эти коробки?
– Да.
Первая рыбка попалась на крючок…
– Люси, – произнес я, – почему ты рассказала мне, чего хотел Ридли?
Судя по виду, ей было неуютно.
– Вы имеете в виду, почему я выдала своего дядю?
– Да, именно это я имею в виду.
– Мне не понравилось, как он сказал: «выманить». И… ну… он не был таким милым, как обычно.
Я улыбнулся.
– Хорошо. Ну, а если я скажу тебе шифр и попрошу передать его Ридли? И к тому же сказать ему, какой умницей ты была, как ловко ты вытянула его у меня! И сказать ему, что ты считаешь, будто ножи лежат в моем сейфе.
Она колебалась.
Я сказал:
– Проявляй свою лояльность тем или иным путем, но только к кому-то одному.
Она торжественно произнесла:
– Я отдаю ее вам.
– Тогда шифр – семь-три-пять-два.
– Сейчас? – спросила она, потянувшись к телефону.
– Сейчас.
Люси позвонила своему дяде. Она сильно краснела, излагая ему свое вранье, но могла бы убедить даже меня, не только Ридли.
Когда она положила трубку, я сказал:
– Когда я полностью завершу работу над этим фильмом, как я полагаю, примерно через четыре с половиной месяца, не хотела бы ты приехать в Калифорнию на праздник? Нет, – поспешно продолжил я, – я не буду ставить никаких условий или чего-то ожидать от тебя. Просто праздник. Ты можешь взять с собой маму, если захочешь. Я думаю, тебе это может быть интересно, вот и все.
Ее неуверенность относительно этого предложения внушала нежность. Я был именно тем, кого ее учили бояться: молодым здоровым мужчиной, находящимся в выгодном положении, способным разбить сердце и исчезнуть.
– Я не буду пытаться соблазнить тебя, – спокойно пообещал я. Но неожиданно подумал, что когда-нибудь, когда ока станет старше, я могу жениться на ней. Меня всегда осаждали актрисы. Веснушчатая синеглазая дочка фермера из Оксфордшира, которая играет на пианино и иногда бывает неуклюжей, словно подросток, выглядела ярким контрастом по сравнению с нереальным и нежеланным будущим.
Это не был удар молнии, всего-навсего притаившаяся внутри тоска по нежности, никогда не исчезающая совсем.
Ее первая реакция была резкой и типичной:
– Я не могу позволить себе это.
– Ну что ж, тогда неважно.
– Но… э… да.
– Люси!
Ее щеки все еще пылали. Она хихикнула.
– И что мне дальше делать с этими коробками?
Изначально я приглашал ее разбирать коробки, чтобы найти подход к ее отцу. Казалось бы, теперь мне это уже не нужно, но мне нравилось то, что я могу видеть ее здесь, в моих комнатах.