Дикие пчелы
Шрифт:
Не успел Макар заговорить с Бураном, как тот сорвался с места, насторожился, зарычал. Дрожь прошла по его могучему телу.
К изгороди подъехал всадник. Буран с лаем бросился на него. Но тот спокойно остановил коня под липой, схватился руками за сук и легко взобрался на дерево. Конь отошел в сторону, чтобы пощипать сочную траву. Пес остервенело прыгал под деревом, пытался достать человека. Макар еще не видел, чтобы его пес так злобился. Лай и рычание вспугнули тишину вечера.
– Хозяин, убери пса!
Макару показался голос знакомым.
– Плохо же вы встречаете гостей, Макар Сидорович Булавин.
И тут Макар вспомнил, где и когда слышал этот голос. Несомненно, это был один из тех бандитов, которые убивали за перевалом корневщиков. В него он стрелял, но промазал.
– Не догадываешься, зачем я к тебе пожаловал?
– Зачем гадать – сами скажете, – ровным голосом ответил Макар, но внутри как-то стало пусто, кольнуло сердце.
– Веди в дом, там поговорим… За псом я приехал, – хрипло сказал незваный гость. – Это мой пес. Как-то сорвался с цепи и убежал в тайгу, а ты подобрал – и молчок. Так таежники не делают.
– Неправда, об этом псе я всем говорил, но не нашелся хозяин.
– Спасибо скажи Хомину, это он навел на след. Десятку сорвал за сказ.
– Хомину? – встрепенулся Макар.
– Ему. Описал пса, назвал его дьяволом. И верно, не пес, а дьяволина. Вишь, как на меня бросился, не забыл обиды. Плетью я его учил быть смиренным.
– Плетью? Гм… Плетью. То-то он и встретил вас так. Да разве можно такого пса учить плетью. Я его нашел в тайге издыхающим, отходил. Живем вот душа в душу. Я готов признать, что пес ваш, но я не отдам его на изгал. Мы теперь с ним до конца. Как вас звать-величать?
– Безродный Степан Егорович.
– Так вот, Степан Егорович, сам видишь, что пес не пойдет за тобой, а неволить я его не буду.
– Суть не в псе. Я заехал по более важному делу, спросить, как это ты, таежник, посмел доносить на людей. Такое в тайге не водится. Потом стрелял в русских, в меня стрелял. Ты ведь не знаешь, что те напали на нас. Мы еле отбились.
– А про чо доносить-то? Ни в кого я сроду не стрелял из людей, а уж коли бы стрелял, то промашки не дал, – притворился незнающим Макар.
– И все же ты промазал. Аль забыл прошлогоднюю осень?
– Так вот оно что! Тогда я не знал, кто бандиты, теперь точно знаю, точно теперича донесу куда следует. Каторги тебе не миновать. Очень жалею, что промазал.
– Жалеть поздно. А каторгу я миную, Макар Сидорыч. Очень даже просто миную. Хотя твой донос мне обошелся дороговато. Ладно, думаю, что больше не посмеешь. А если что, то я с тобой буду говорить вот через это, – Безродный выхватил револьвер из-за пазухи.
– С этим ничего не получится. Убери пукалку, я пужаный.
…Буран метался по омшанику, прыгал на дверь, но открыть не мог. Увидел щелочку у пола, куда пробивался лучик света. Пол был земляной, и пес начал подрывать нору. Долго работал мощными лапами,
– Я ить все же мужик русских кровей. За меня будет кому постоять. Не мышонком же ты проехал по тропе, кто-то видел тебя. Ниточку размотают.
– Однако ты дай слово, что больше не будешь доносить на честных людей.
– «Честных»… – в раздумье повторил Макар. – Вона, поди Степан Бережнов тоже считает себя честным. Хоша он людей не убивает. Ты себя в честные возводишь. Не много чести в тебе, Безродный. Донесу, обязательно донесу.
– Кому? Те, кому ты донесешь, мною куплены. Куплены все, даже ваш Рачкин. Господи, да они в сто раз хуже Хомина. Тому хватит за донос трех сребреников, а этим подай сотню, другую. Ты знаешь, Макар Сидорыч, мне Бережнов обещал за твою голову две тысячи золотишком. Боится он тебя, а у самого рука не поднимается. Знаешь, как бывает, вот ноль убить свою собаку, просишь соседа, так и Бережнов. А за голову Шишканова всего двести рублей. Тоже не хочет марать руки, нанимает. Так-то, дружище, – вздохнул Безродный.
– Врешь! Бережнов не такой дурак, чтобы кого-то просить. У него под рукой не хуже тебя есть бандиты, допустим Тарабанов. А потом чего тебе бояться? Раз все куплены – нечего и бояться. Но ты боишься, что могут найтись честные люди, тогда быть тебе на каторге.
– Дурак ты, Макар, – криво усмехнулся Безродный, – все справедливость ищешь в этом мире, всех хочешь обогреть, а люди-то тебе в душу плюют, колдуном называют, то да се. Сказ о том, что ты душу дьяволу продал, – чепуха, но для простолюдина зацепка. Всякий может колдовством убить. Над тобой смеются, тебя хают. Аль забыл пословицу, что не вспоив, не вскормив – врага не наживешь. А ты нажил порядком. А пса называют Черным Дьяволом. Это у него новая кличка в народе. Еще что тебе сказать? Мало, то добавлю…
– Хватит, – посуровел Макар Булавин. Видно было, что Безродный не врал. То, что предал Хомин, больно ударило. А почему такое же не могут сделать другие? Ведь Макар кому только не помогал. О наговорах уже был наслышан. Но и сейчас лицо его не дрогнуло, будто Безродный говорил пустяки, лишь тихо ответил: – Ну и пусть, языки без костей, мало чего намелют.
– Я ведь забежал сюда не для праздного разговора, а за пса получить сполна, тебя упредить. Если услышу разговоры, что я убиваю корневщиков, то быть тебе убитым. Будешь молчать, то гони деньгу и я поехал. Пусть живет Черный Дьявол у тебя.
– Покупаешь?
– Только так, а здесь все покупается, даже души. Ведь ты их тоже скупаешь, – ехидно усмехнулся Безродный. – Купи уж и мою.
– Нет, твоя будет похуже хоминской, тот тоже предлагал. Отказал. Но Макара не купишь! Не продается! – загремел Макар.
Безродный поднял револьвер.
Но в эту секунду распахнулась дверь, и на пороге застыл пес. Шерсть дыбом, в глазах метались волчьи огоньки. Поистине Черный Дьявол. Безродный откачнулся назад и невольно опустил револьвер.